– Я понимаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что учишься ясно видеть. Вот эта картина, – он показал на холст размером побольше остальных, – наверное, твоя лучшая работа.

– Пожалуй… Мне очень не хотелось ее продавать… завтра ко мне придет человек, который ее купил.

– Ты продаешь картины? – изумленно спросил он.

– А на что, по-твоему, мы с Джоном живем?

– Не знаю, – сказал Марк; почему-то он об этом не задумывался. – Наверно, муж помогает?

Лицо ее сразу омрачилось.

– Мне от него ничего не надо. Ничего!

Она так энергично встряхнула головой, что коса стала похожа на хвост разъяренной львицы.

– Ни от него, ни от его друзей, ни от моих милых друзей тоже. Они так меня любят, так мне верны, что всей толпой теперь держатся от меня подальше, для них я – распутная разведенка. С момента нашей с тобой последней встречи я много узнала об этих людях и многому научилась.

– Но они все богаты, – заметил Марк. – Когда-то ты говорила мне, что это очень важно.

Злость ее сразу прошла, плечи поникли, а кисть опустилась.

– О Марк, не сердись и не обижайся на меня, не надо. Я этого не вынесу.

В груди у Марка что-то порвалось, он быстро встал, сгреб ее в охапку и на руках понес в маленькую и прохладную темную спальню, отделенную занавеской.

Странное дело, но занимались любовью они всякий раз по-разному, всегда открывали для себя все новые чудеса, их желания всегда совпадали, но каждый раз по-новому; их всегда ждали все новые открытия, когда, казалось бы, совсем незначительные вещи возбуждали обоих вне всякой связи с их очевидным смыслом.

В любви они оставались неутомимыми, и повторение нисколько не притупляло их желания, их тяги друг к другу; и даже когда аппетит обоих был полностью удовлетворен, бесконечный источник взаимного влечения быстро наполнял их желанием.

Они лежали, прижавшись друг к другу, как два сонных щенка, и пот их любовных игр остывал на коже, вызывая маленькие мурашки вокруг темно-розовых венчиков ее сосков; но как только ленивые пальцы одного из них касались другого, все начиналось снова.

Стоило ей провести пальчиком по его небритой щеке, шершавой, как наждачная бумага, добраться до губ и легонько толкнуться между ними, как он немедленно повернул голову, еще раз нежно поцеловал ее – легко коснулся губами, смешивая ее дыхание со своим, – и ощутил странный, возбуждающий запах страсти, наплывающий из ее рта, похожий на запах только что выкопанных трюфелей.

Она увидела, как разгораются его глаза, и тихонько отодвинулась с хриплым и сладострастным смешком, а затем провела остреньким ноготком ему по спине, прямо по позвоночнику, и тогда словно искорки пробежали по кончикам его нервов и сама собой выгнулась спина.