– Совсем я теперь как чурбан! И боли я уже не чувствую. Коли меня, руби, а мне не больно.

И, говорят, кололи. Раны открывались, а кровь из них не шла.

А, может, это только бабьи россказни. Все книги старые сожгли, ибо не теми письменами были писаны – поганскими. Вот и гадай теперь…

Но тут же всё забылось, потому что впереди уже был виден Плёс, а чуть сбоку посольский шатер. Князь поднял руку и пнул Тучу в бок. Тот сразу вскинулся и быстро заворочал головой. Гребцы загыкали. Туча сердито подсмотрел на них, но ничего не сказал, огладил бороду и отвернулся от всех, даже от князя. Гребцы опять взялись грести во всю силу. Ладья всё ближе подходила к берегу. Скуп Мономах, насмешливо подумал князь, шатер совсем затрепанный, поди, уже и латаный. И ковры к реке положены с опаской, чтобы их не замарать; ладью и ту на берег вытащили, не поленились. А теперь все у костра…

А вот подскочили! И как резво! А где посол? А Дервян?! Князь подслеповато прищурился, ибо глаза были уже не те, и сердито спросил:

– Куда это они Дервяна подевали?

Туча смотрел на берег и молчал. Значит, и он его тоже не видел. Князя это почему-то успокоило. А ладья тем временем была уже почти у берега.

А вот она и заскрипела днищем по песку, остановилась. Отсюда до посольского шатра было шагов пятьдесят. Но посольские, мономаховы гриди (а посла среди них видно не было) по-прежнему стояли возле костра. И они все были уже в шлемах, а руки держали на мечах. Разве только что еще щитов не разобрали, щиты еще лежали на земле. Да что это они такое задумали, настороженно подумал князь, опять вспомнил о пропавшем Дервяне и только головой покачал. Гриди убрали парус, положили мачту… Но выходить на берег не торопились. Значит, и они уже почуяли, сердито подумал князь. И еще, сразу же: ну да чего теперь? Не разоривши улья, меду не добыть! И он им строго сказал:

– С оглядкой, соколы!

Они пошли с ладьи. Сойдя наземь, разошлись по сторонам и встали дугой, как натянутый лук. А те, посольские, без лишней суеты разобрали щиты. И остались на месте. Тех и своих было примерно поровну. А точно посчитать было нельзя, потому что мало ли сколько их еще сидело в шатре! Князь сердито смотрел на шатер. Время шло, а из шатра никто не выходил. Пес с ним, с послом, гневно подумал князь, но куда они Дервяна подевали?! Да что они его, сглодали, что ли?! Только Дервян и есть Дервян – он все равно им ничего не скажет! Да и солнце еще совсем низко, дальше подумал князь, значит, день еще только начинается, и кто в такую рань ведет дела?! Я подожду, мне спешить некуда, гриди мои сошли и сторожат меня, а я, старик, и полежу, и подремлю. Вот был бы молодым, так бы вскочил во гневе… А что есть гнев? Гнев это слепота. А сила это хмель. А хмель и разум вместе не живут; хмелен или умен – сам выбирай. Так и сейчас: чтобы было по уму, нужно парус поднимать и уходить обратно. Ведь это же какое бесчестье – стой и жди, как холоп! И ты так раньше бы и поступил, ушел бы, затворился в Полтеске, а Мономах опять посла прислал бы, а ты того посла неделю у ворот держал, куражился…