Но неделя – это же целых семь дней! А у тебя их столько нет. И никогда уже не будет! Так что сегодня принимай посла, а завтра сыновей, а послезавтра Ее, в час пополудни. И если обойдет тебя посол…

Но все равно ты не холоп! Князем жил – и князем надо помирать! Подумав так, Всеслав закрыл глаза, лег поудобнее, пригрелся, считал мешки, считал… А сон не шел! И мыслей о посольстве не было. А вспоминался Всеволод – всё он да он; к чему бы это? Уж он-то нынче-то…

Да, Всеволод! Брат Всеволод был прост, ленив и робок. Сперва все за него решал его отец, а после его старший сын – ромеич. Брат Всеволод без сына своего Владимира и шагу не ступал…

А прежде – без отца. Отец, князь Ярослав, его за это крепко жаловал: чуть что, так сразу Всеволод да Всеволод! Вот почему, когда с ромеями рассорились, а после стали замиряться и Константин, ромейский царь, стал говорить, что у него есть дочь, то Ярослав сказал: а у меня есть сын – любимый, Всеволод. Константин взял дары, согласился. Привезли на Русь царевну цареградскую, Марию Мономахиню, женился на ней Всеволод, родился у них сын, Владимир Мономах, ромеич. Ох как Переклюка внука полюбил! Он даже вот что говаривал: «Вот бы кому я с легкой душой Русь оставил! Да он еще слишком мал. Так что когда я помру, а это, чую, будет уже скоро, Русь возьмешь ты, Всеволод, а после ему передашь». Так говорил Ярослав, и люди это слышали. Да только после вышло по-иному! Прост, робок был брат Всеволод. Поэтому как умер Ярослав, так после него сел его старший, Изяслав, а Всеволод смолчал и, покорившись воле Изяславовой, пошел в Переяславль. Потом, когда изгнали Изяслава, опять же оробел брат Всеволод – и сел на Киевском столе средний змееныш, Святослав, а Всеволод пошел в Чернигов…

Только потом уже, как умер Святослав, вередами изъеденный, а Изяслав был еще в ляхах, – только тогда брат Всеволод сел в Киеве. И то ведь не хотел садиться! Говорил: «Нет, не пойду! Волк брата моего околдовал, извел – и так же будет и со мной, поэтому и не зовите!» И не пошел бы он, когда бы не Владимир, его сын. Тогда ему, ромеичу, было уже лет двадцать, он уже в Степь сходил и в Чехи, и взял там честь великую. Он и сказал отцу: «На навь есть честной крест, на меч есть два меча; идем!» Пришли они, народ помалкивал, митрополит венчал. А Изяслав был далеко – то к ляхам прибежит, то к цесарю, и там и сям кричал, что так не по обычаю, что это он великий. Ну и что? Если нет силы, так разве слова помогут? А ты, Всеслав, хоть тоже был венчан на Киев…

Но ты о том давно уже молчал, Киев тебе больше не снился. Вот крест! Ни разу! Как ты ушел тогда, то как отрезало; не вспоминалось даже – не любил, и не ходил ты в Киев, видеть не желал. Один лишь раз хотел своих святых дядьев почтить, и то пошел – и не дошел. Потом была зима, похоронили брата Святослава. Той же зимой брат Всеволод сел в Киеве…