– Слеп! – засмеялся Мономах. – Стар! Слаб! Оно и видно. Вон, вече усмирил. Один!

– Один, – кивнул Всеслав. – Слепой. Зачем волку глаза? Был бы у волка нюх. А нюх, он еще есть. И поэтому не зови меня вместе с Давыдом; уж больно он смердит, Давыд, мне рядом с ним будет невмочь. Так и скажи ему, когда на Степь пойдете… Да ведь не скажешь, убоишься. И не Давыда убоишься, нет, а сам знаешь чего! Ведь так?

– Так, – кивнул Мономах, усмехнулся. – Ведь… как ты это говоришь? Да! Говоришь: «Слаб человек!»

– Воистину. А как по твоей присказке? А? «Господи помилуй!»

– Не заносись, Всеслав!

– А я не заношусь! Я…

Нет, сдержался. А зверь так за язык тебя и дергал: скажи, Всеслав, скажи! Какая теперь Степь, какой теперь поход, когда брат Ярослав тобой предупрежден, в ляхи бежит, а к лету он вернётся не один – и вот тогда будет вам Степь, такая Степь, змееныши!..

Вот только ты, Всеслав, ничего этого уже не увидишь. Да ты и сейчас уже почти что ничего не видишь – темно стало в глазах. Ночь, бурелом кругом. Идешь на ощупь – сюда, теперь сюда, коряга под ногой, переступил через нее – и в мох; мох мягкий, чавкает… И думаешь: я столько раз здесь ходил и всегда проходил, я и теперь пройду. Это другие вязнут, тонут, а я хитер, меня не проведешь. Вот эта кочка хороша, ступил – и она меня держит. И эта держит. И эта…

Нет, Господи, не я это тону! Дошел Угрим, всё Ярославу обсказал, и Ярослав ему поверил и бежал, а Святополк замешкался и не перехватил его – ибо Неклюд наговорил, что вышел ты, скоро идешь, легко, вот-вот дойдешь до Киева… Нет! На Берестье кинешься!..

А ведь тону я, Господи! Кричу!..

…А Мономах сидит и смотрит и не улыбнется… Но чуешь, что не от него придет эта беда; он, Мономах, христолюбив и кроток, он, если в храм войдет и пение услышит, так сразу до слез умиляется. А в пост поклонов бьет – не счесть, а посему топить не будет, но зато… Пресвятый Боже! Коль дал ты мне узреть сей свет, так хоть на миг открой…

Нет, тьма кругом! И впрямь ты слеп, Всеслав. И волк ты, зверь. И Мономах такой же зверь. И он тоже слеп. Вся Русь слепа. А над Васильком насмехаются. И Ярославу, если Святополк его настигнет, тоже будет глаз не уберечь! А ты, Всеслав, молчи. Град Полтеск твой и волоки твои; идут купцы по волокам – и платят, войско пойдет – пусть войско тоже платит. А не заплатят – сам придешь, а то и наведешь на них литву. Вон сколько расплодилось их, змеенышей, – не перечесть и не упомнить. Грызутся меж собой и пусть себе грызутся, и что тебе тот Игорев Давыд, и что тебе тот Ярослав; ну, брат он Глебовой, ну, зять тебе, так ведь же зять, а не родная кровь!..