Такой тогда был сон, Игнат, но я его тебе не рассказал. И никому другому тоже. Зачем всем это знать? Как и зачем всем знать, что только ты один и мог мне перечить, а то и осадить меня, а то и накричать на меня – а ведь же ты кричал на князя своего, я и это сносил, и только зверь скулил, и зверь тебя страшился, твоей веры, и я страшился и сейчас страшусь, хоть крест на мне… Но разве им такой князь нужен? Нет! Князь должен только их страшиться, а вера им зачем? Они не верят ни в Спасителя, ни в Буса, а лишь в самих себя, в свой крик, в силу свою, вон как сошлись, кричали, и как еще покричат, только услышу ли, успею ли услышать? Вон Бус ушел и не услышал, и так бы теперь мне. А сыновья мои… Что сыновья?! Они и без меня управятся, им без меня будет еще способней, зажился я и сыновьям уже в обузу. И Земле… А когда князь был Земле не в обузу? И был ли такой князь? Ведь даже когда Бус им говорил, что ему ведомо, как ирия достичь, но разве же они пошли за ним? Нет, они только смеялись! Ибо им разве Бус в указ?! Вот Гороватый – это да. Его слова им показались слаще – и они пошли за Гороватым. Три года шли, искали, где это она, заветная река молочная, и где те берега, из коих бьют ключи медовые, где смерти нет, где все чисты… А сами вы чисты? Вот и пришли туда, куда он вас привел – на реку Бусову, Двину. Ну так и шли бы дальше, чего остановились, разуверились, чем Гороватый вам не угодил? Устали от его речей? Так Гороватый говорил, что это не он сам, а Бус его устами с вами говорит, Бус вас ведет, Перунов сын, так как же вы могли отринуться от Гороватого? А ведь отринулись. Да еще как! Вече составили и, накричавшись всласть, приговорили: устали мы плутать, пусть Гороватый Буса призовет, пусть Бус возглавит нас, без Буса дальше не пойдем! И было по сему: связали Гороватого и на костер его поставили, и подожгли, пылал костер и ветер налетел – такого ветра больше мы не видели, он с ног сбивал, деревья выворачивал… а пламя только выше, пуще разгоралось, и пепел в небо уходил…

А мы остались внизу, на земле. Пашем, строимся, воюем, плодимся. И ждем, а может, уже и не ждем, когда же пепел с неба к нам опустится и Гороватый приведет нам Буса, и Бус укажет путь к молочным берегам, ключам медовым. Но Буса нет и нет, и никуда мы не идем, живем – и жизнь наша проходит втуне. Вот так, Игнат, лежишь ты, желт как золото, а завтра мне желтеть, зверина не спасет – и хорошо это, ибо великий грех жить больше, чем тебе положено; придет Она, и я возрадуюсь, воскликну: Господи, отмучался, прими меня, раба, ибо не князь я, раб, какой я князь, и сколько себя помню, я знал это, чуял, и потому я так возликовал, когда вселился в меня зверь, вот, думал я, отныне я уже не раб, зверь никому служить не будет, зверь волен быть сам по себе, зверь – князь, князь – зверь…