– Глеб ждал меня. Глеб мне сказал: «Это чтобы ты потом не говорил, что я ужом вперед пролез, оттер тебя…»
И замолчал Давыд. И Глеб молчал. Гридьба у них за спинами: за Глебом пятеро, а за Давыдом вон сколько! И Давыд старше, и злей, и еще с ромеичем стакнулся, но ни за что в этом не сознается, будет юлить…
– Да что это?! – сказал Всеслав. – Ко мне вы или не ко мне? А я вас ждал или не ждал?! – и оглянулся на крыльцо.
А на крыльце уже стоял Борис. Вниз сходить он не собирался, а стоял наверху и смотрел, сверху оно, конечно же, способнее.
– Борис! – позвал было Всеслав… Да тотчас передумал и спросил: – Где Ростислав?
– Он в гриднице, – сказал Борис, – распоряжается. Уже накрыли. Поднимайтесь.
– Вот, видите, – сказал Всеслав, – и стол уже накрыт. С дороги-то… Сыны мои!
А еще ему очень хотелось взять их за руки, так с ними и пойти, чтобы были они вместе, заодин… А вот не взял! Первым пошел, а сыновья пошли за ним. А ковер на ступенях был постелен ромейский, из всех наилучший, его купцы еще Альдоне поднесли; он ворсистый, густой и мягкий, как пух… А как скрипит! Как снег в мороз. Вот так же и тогда, в Друцке, снег под тобой скрипел, вдруг вспомнилось, трясло тебя, рука сама к мечу тянулась, а за тобой шел Ярополк Изяславич, змееныш; это потом уже ты стал с ним заодин… Так, может, и сейчас – вот сядут сыновья, вином кровь разогреют, а кровь у них у всех одна, твоя…
Взошли. Прошли мимо Игната – дверь к нему уже была закрыта – и поднялись наверх; двенадцать так, двенадцать сяк, а на седьмой ступени, как всегда, Всеслав перекрестился и, дальше поднимаясь, думал: Господи, не за себя прошу, за них, только за них, не покидай их, Господи!..
Пришли, сели за стол. Игната не было, теперь за всем смотрел Бажен. Бажен и наливал. Он же покрикивал на служек. И песельников не было, потому что грех петь, когда покойник в доме, пусть даже холоп. А мы кто, Господи? Все мы рабы, все нагими пришли в этот мир и нагими уйдем…
А заправлял Давыд, он одесную сел, он здравицы и возглашал: вначале за отца, после за Землю, а третий, как всегда, подняли за Альдону, четвертый – за Георгия… И было уже много выпито и ничего почти не съедено, и Туча, захмелев, начал рассказывать о том, как он шел от Заполотья и как загонял «этих» в реку. И засмеялся! Но его не поддержали. Туча набычился, притих, смотрел по сторонам, сопел… И тут до того стало тихо, что только Туча и слышался…
Тогда Всеслав встал, взял рог и оглянулся на Бажена. Бажен налил ему вина. Всеслав поднял рог, но ничего не говорил, а только стоял, смотрел на дверь…