– Но ведь ты не выйдешь за меня замуж?

– Конечно, нет. Тебя проклянут.

– Пускай проклинают!

Ребекке очень хотелось, чтоб пошёл дождь. Как назло, на небе к этой минуте не было даже лёгкого облачка. В глубине степей кричала ночная птица. Страшно кричала.

– Я знаю, что ты уйдёшь, – произнёс Микитка. Ответа не было.

– Ты уйдёшь?

– Наверное. Не собака, а я приношу несчастья. Видишь, сколько смертей!

Микитка заплакал. Ребекка стала слизывать с его щёк горячие слёзы. Он приласкался к ней, и она опять ему отдалась.

Когда шли назад в рассветном тумане, собака снова на них смотрела, высунув морду из-за конюшни. Микитка не обратил на неё внимания. Он шагал с опущенной головою. Но у Ребекки от взгляда зелёных собачьих глаз сжалось сердце. Она прошла с Микиткой до псарни. Ещё раз поцеловав его, побрела домой. Заря расплескалась до середины неба. Такой зари Ребекка ещё ни разу не видела. Днепр, казалось, горел.

Панночка уже не спала. Сидя за столом, она пила молоко из глиняного кувшина. Глаз её был подбит.

– Кто тебя ударил, душа моя? – изумилась Ребекка, садясь напротив неё.

– Спросонок об угол стукнулась в темноте. А ты где была?

– На реке. Купалась.

Сонное лицо панночки передёрнулось. Она встала и заходила по горнице, иногда мотая головой так, что рыжие волосы подымали ветер. На ней был длинный, перепоясанный шамаханский халат с кистями. Ребекка молча ждала.

– Ты должна уйти, – объявила панночка, замедляя шаг.

– Хорошо.

Панночка застыла, уставившись на Ребекку.

– Что хорошо?

– Уйду.

– Так значит, уйдёшь?