– Намур неделю назад отошёл от Киева! А сейчас он стоит у Крарийской переправы, желая заключить с тобой мир. Он выслал меня навстречу тебе, чтобы я уведомил тебя об этом! Но твои воины…

– Что вынудило его снять осаду с Киева? – спросил князь, жестом успокоив несколько сотен своих дружинников, закричавших, что эту тварь надо растоптать.

– Я уговорил его это сделать! – взвизгнул царевич, – я только для того к нему и примкнул, чтоб служить тебе!

– Неужели?

– Клянусь тебе, это правда! Когда я тебя обманывал, Святослав?

Чтоб быть убедительнее, кочевник приподнял голову. Но стоявший рядом Рагдай поставил ему на затылок ногу, и голос пленника зазвучал опять из травы. Вот что он сказал:

– Орда осаждала Киев шестнадцать дней. Так как народу в городе было много, Намур рассчитывал, что съестные припасы в нём скоро кончатся. На другом берегу Днепра стояло какое-то небольшое войско, пять-шесть сотен конных и пеших. Мы не обращали на них внимания. На заре семнадцатого дня среди нас появился мальчик с конской уздечкой в руке. Он ходил от костра к костру и спрашивал, не видал ли кто его жеребца. Мы приняли этого мальчугана за своего. Но это был киевлянин…

– Как же он вышел из города? – спросил князь.

– В твоём городе есть большие кроты, которые роют длинные норы, – сказал Рагдай, взглянув на Лидула. Тот с высоты своего коня поднял глаза к небу, словно настало самое время полюбоваться на облака. Святослав кивнул, как будто настало самое время кивнуть. Печенег продолжил:

– Так дойдя до реки, мальчик быстро сбросил с себя одежду, и, прыгнув в воду, поплыл к противоположному берегу. Наши воины, догадавшись, что он – лазутчик или гонец, начали пускать в него стрелы, но он нырнул и долго плыл под водой. Потом вынырнул, набрал воздуху, погрузился снова и второй раз уже высунул голову так далеко от берега, что стрелкам оставалось только опустить луки и обругать его. От другого берега, между тем, отчалила лодка. Те, кто в ней был, подобрали мальчишку на середине Днепра, после чего лодка вернулась к левому берегу. Через час на нём заревели трубы, и неизвестное войско начало переправу. Высадившись на правый берег, оно решительно двинулось на орду, которая также построилась в боевой порядок. Намур, выехав вперёд, спросил предводителя неизвестных, что ему нужно. Тот согласился вступить с ним в переговоры. Это был некто Претич.

– Претич? Путивльский воевода? – вновь перебил Святослав.

– Да, да, да, он самый! Претич не стал скрывать от Намура, что в Киеве уже голод, о чём ему сообщил мальчишка. И ещё Претич сказал Намуру: «Снимай осаду, или я буду биться с тобою, хоть у меня всего шестьсот воинов, а у тебя – сорок тысяч! Я больше смерти боюсь стыда перед Святославом, который через два дня прискачет сюда и спросит меня, почему я не защитил сыновей и старую мать его!» Вот что сказал Претич. Я и Георгий Арианит – ромейский патрикий, уговорили Намура не вступать в битву с маленьким войском и оставить Киев в покое.