Над Днепром полыхнула молния. Гром ударил в киевские предместья, но и гора содрогнулась так, что кони тревожно подняли головы.

– Рагнар – тоже друг Калокира! И как ему не понять тебя, Святослав?

– Значит, ты отказываешься?

– Я этого не сказал. Я имел в виду, что Рагнар – понятливый человек.

– Я знаю, но он с трудом говорит по-русски. И он не знает страну.

Рагдай согласился. Измученно потерев пальцами глаза, Святослав продолжил:

– Возьми с собой одного из своих друзей, который умеет держать язык за зубами. Но не двоих. И самое главное – не Рагнара. Он слишком мне нужен здесь.

– Но если её повезли в Царьград, то мне без Рагнара не обойтись!

– Если она там, тогда и Рагнар не сможет ничего сделать. Я и не требую невозможного. Я рассчитываю на то, что Равул решил оставить её себе. Возьми у Добрыни сколько угодно золота. И любого коня бери, кроме Ветра.

Дождь вдруг пронзили солнечные лучи, и он вскоре прекратился. Река опять засияла. Запели птицы. Князь и Рагдай возвращались в Киев медленным шагом. Когда въезжали в ворота, Рагдай сказал Святославу:

– Я поскачу сейчас на Подолие.

– Погоди.

С обеих сторон от ворот было многолюдно. Но на сей раз киевляне глядели на Святослава молча и расступались. Таким взволнованным было его лицо. Коснувшись руки Рагдая, он произнёс:

– Ты можешь убить Равула.

Рагдай опешил. Эти четыре слова стоили дорого. Никогда, никому, ни разу князь не оказывал такой чести. Лидул отдал бы десять лет жизни за то, чтоб услышать от Святослава эти четыре слова, сказанные ему.

– Я его убью, – негромко пообещал Рагдай. Святослав кивнул. И они расстались на очень долгое время.

Глава третья

Глава третья

Рагдай ехал по Подолию, свесив голову. Он не мог понять ничего. Его потрясло не то, что в сердце у Святослава ещё горела любовь к Роксане, хотя все были убеждены, что он уже позабыл, как её зовут, а то, что эта любовь смогла переломить гордость. Больше того – она оказалась крепче мечты своими руками убить Равула. Это была неожиданность. Отправляясь со Святославом в разграбленный, опустевший терем, Рагдай считал, что князя влечёт туда лишь желание ещё раз убедиться в том, что всё давно уже кончено, похоронено и забыто, что никакой огонёк в душе больше никогда и ни при каких обстоятельствах не зажжётся. Вышло иначе.