Солнышко взошло. Прохожие на Боричеве расступались перед двумя верховыми, потом кричали вдогонку князю упрёки горькие – дескать, Русь едва не погибла из-за того, что он покинул её больше чем на год. Звучало нытьё не только про печенегов, но также и про бояр с их подлым корыстолюбием, и про шайки лихих, разросшиеся в сто раз. Князь не отвечал. Ему было не до глупостей. Выехав за ворота, два всадника поскакали вниз не дорогой, а далеко в стороне от неё, чтоб больше не слышать криков. Но Ветер был узнаваем издалека, и возгласы доносились с дороги сквозь шум и пыль. Как обычно, разные люди шли в Киев толпами. Почти все, кроме иноземных купцов, сочли своим долгом высказать Святославу все свои мысли насчёт его поведения, благо князь был достаточно далеко и очень спешил.

Бревенчатый мост над Почайной так обветшал, что пришлось проехать по нему шагом. На крутой склон горы Ветер поднимался галопом. Он ликовал. Ведь его бока опять были сжаты коленями Святослава, и ласковая рука Святослава опять владела его поводьями. Ветер полностью разделял утреннюю радость и торжество всего мира, обласканного нежарким июньским солнцем, наполненного заливистым щебетанием птиц и песнями девушек. Песни те серебром звенели сквозь гул проснувшихся городов и больших дорог. Русская земля упивалась счастьем – к ней возвратилось солнышко, и арабский конь упивался счастьем – к нему вернулся его хозяин.

Князь сильно коня не гнал, поэтому до ворот высокого терема на вершине горы он и его тысяцкий доскакали вместе. Окованные железом ворота были раскрыты настежь, а двор был пуст. Подъехав к крыльцу с резными перилами, оба всадника спешились, и, поднявшись по четырём ступенькам, вошли в проём выломанной двери. В тереме не было ни души. От звука шагов в нём возникло гулкое, незнакомое эхо. Как стая вспугнутых крыс, оно разбегалось по коридорам и лестницам. Князь и тысяцкий обошли весь терем, от нижнего этажа до башенки и обратно. Они внимательно осмотрели каждую комнату, каждый угол. Спустились даже в поварню. Из её окон взглянули на расцветающий сад, где свистела иволга, на пустую конюшню с распахнутыми дверями. Потом опять бродили по терему. Всюду им на глаза попадались чёрные пятна засохшей крови, но ни одного трупа. Столы были опрокинуты, лавки – тоже, причём валялись они далеко от мест, где стояли прежде. Опочивальню князь оглядел с порога. Рагдай стоял за его спиною. Он понимал, почему Святослав не хочет войти. Вся опочивальня была разгромлена, но не только из-за того, что в ней произошла битва. Дубовые сундуки стояли открытые и пустые. Также пустые ларцы из-под драгоценностей, денег и безделушек были разбросаны по всей комнате. На кровати, возле которой блестели осколки зеркальца, уже не было ни подушек, набитых лебяжьим пухом, ни горностаевых одеял, ни шёлковых простыней.