– Он будет жить! Ручаюсь тебе, госпожа Кремена, он будет жить.

– Как это возможно без органов?

– В человеческом теле наличествуют резервные жилы, – предпринял врач отчаянную попытку выкрутиться, – они у Рагнара целы, ибо запрятаны глубоко внутри. Внутренние органы продолжают получать кровь по этим артериям.

– А другие? – схватилась за голову Кремена. Бурю предотвратил Лидул. Внезапно примчавшись из авангарда на свежей лошади, он её развернул, затем пустил шагом рядом с телегой. Другие тысяцкие и князь велели ему узнать, в каком состоянии пребывает Рагнар. Лекарь не замедлил воспользоваться удобным случаем, чтоб заняться другими ранеными. На следующих телегах лежало их не по одному человеку.

– Ты будешь жить, – весело заверил своего друга Лидул, взглянув на Кремену, – то, во что вцепляется эта девушка, даже смерть у неё не вырвет!

– Дай мне воды, – попросил Рагнар, зажмуривая глаза от красных лучей вечерней зари, – и ради всего святого, возьми эту бесноватую!

Лидул вынул девушку из телеги, схватив за шиворот, перегнул её кверху задом через коня, и, не обращая внимания на размахиванье ногами, брань и угрозы, повёз красавицу к Святославу. Хоть до дворца уже оставалось не более ста шагов, Рагнара немедленно напоили свежей водой пополам с вином. Ему стало лучше.

Пир победителей продолжался ночь напролёт – не только в дворцовых залах, но и по всему городу. Его жители опасались этого пира ничуть не меньше, чем самой битвы. Особенно устрашали их печенеги, давно прослывшие кровожадными и безжалостными разбойниками. Но мало-помалу все стали осознавать, что эти головорезы полностью подчиняются Святославу, который настрого запретил грабёж и бесчинства в городе. Для него сейчас было важно, чтобы не пострадала торговля и не утратил своё значение завоёванный им Дунай. Эту озабоченность разделяли все его воины. О торговле стал думать даже Лидул. Убедившись в этом, купцы и девушки, у которых было чем торгануть, присоединялись к пирующим. Те охотно их угощали, расплачиваясь с хозяевами таверен и кабаков полновесным золотом. И в тавернах, и в кабаках, и в залах дворца девушки твердили вслед за дружинниками примерно одно и то же: «Война с Империей началась, и первая битва выиграна!», «Вся Фракия запылает, Константинополь падёт! Но прежде падёт Преслав!», «Жалкий царь Борис не может уже решать, чью сторону он займёт, ибо у него хватило ума предать Святослава!»

Эта последняя реплика разлетелась по всему городу, прозвучав из уст Калокира в трапезной зале. Патрикий пил с полководцами и простыми дружинниками, которых великий князь отличил за большую лихость в сражении с Александром Ликургом. Таких отчаянных храбрецов набралось немало. Двое из них, сотники Мстислав и Стемид, назначены были тысяцкими взамен убитых Ивора и Перенега. Стемида рекомендовал князю Ратмир, Мстислава – Сфенкал. Последний был слегка ранен. Сам Святослав сидел во главе стола, бок о бок с Кременой. Но между ними, казалось, была стена. Святослав пил много, болтал с патрикием, спорил с тысяцкими, посмеивался над уграми и варягами. А его возлюбленная сидела как восковая кукла с большими жалобными глазами. К еде она не притрагивалась, а чашу ко рту подносила только для виду, после чего сразу ставила. Если к ней кто-нибудь обращался, она с трудом улыбалась, но не могла найти ни одного слова в ответ.