– Мне что, позвать сюда воинов, чтоб тебя отдубасили, потом вышвырнули пинками за городские ворота? – спросил патрикий, – я это сделаю! Ты предельно мне опротивел.

– Ты забываешь о том, что у Святослава осталось всего лишь семьдесят тысяч воинов, – подал скорбный голос Никифор.

– А у Цимисхия?

– Того меньше! И у него горит вся Империя.

– Прямо вся?

– Можно сказать, да. Арабы берут провинции на востоке, а Варда Фока – на западе. Ты – на севере. Херсонес готов объявить себя независимым.

– И объявит. Я в этом не сомневаюсь. А ты зачем мне сейчас рассказываешь о том, что вас скоро всех повесят? Решил улучшить мне настроение?

– Нет, патрикий. Наоборот – испортить. Если твой князь сейчас овладеет Константинополем и посадит тебя на трон с горем пополам, то тебе придётся тушить пожар, какого ещё нигде и никогда не было! Предоставь Цимисхию это делать. Против него бунтует восток и запад. Знай, что тебя ударит по голове не просто какая-то там провинция с гарнизонами и не просто Адрианополь и Херсонес, а краеугольный камень Империи – потому что ты, дурак, приведёшь в оплот христианства варваров! А их мало. Их очень мало. Всего лишь семьдесят тысяч!

– Чего ты от меня хочешь? – лениво спросил патрикий, – говори ясно.

– Дай нам полгода! Через полгода нам будет проще в пять раз, а тебе – в пятнадцать. Ты ведь способен это понять, Иоанн! Подумай об этом.

– Я сказал – нет! Убирайся к чёрту! Ты опостылел.

Никифор встал и ушёл. Когда дверь за ним закрылась, Иоанн медленно повернулся лицом к стене. Ему начало казаться, что у него опять появился озноб, которого сутки не было. Неужели болезнь стала обостряться? Потом он сообразил – нет, это другое. Его просто лихорадило от приятных и смелых мыслей. Краеугольный камень! Да сколько можно стучаться об него лбом? Может быть, пора взять да вынуть этот краеугольный камень? Действительно ли огромна цена того, что на нём стоит?

Иоанн уже начинал дремать, видя в полусне этот камень, когда внезапно со скрипом открылась дверь, и кто-то вошёл. Судя по шагам, это была женщина. Если женщина, то Кристина. Только она могла бы без стука к нему войти. Иоанн хотел уже с нею заговорить, но вдруг осознал: это не она. Совсем не она! Кристина обычно вела себя по-иному. Она всегда бодро окликала его с порога, весело начинала что-то ему рассказывать, шутить, спрашивать, суетиться. А эта просто вошла и остановилась, сдерживая взволнованное дыхание.

Было страшно. Было тревожно. Но поворачиваться ему совсем не хотелось. Краеугольный камень крепко застрял у него в сознании. Почему-то приятно было осознавать, что не очень сильно бился он головой об эту громаду – не то, что некоторые! Возник тут же и облик этого камня – чёрного, заскорузлого от давно пролившейся крови, склизкого от недавно пролитой. Вот мозги, которые вывалились. А трупы? Странное дело – мертвецов не было. Кто их мог унести? Другие покойники? Нет, разумнее было предположить, что сами они ушли – ведь вечная жизнь получена. Да, не просто же так отданы мозги! И тут вдруг послышался её голос: