Французская армия была меньше и приличнее. Присутствие множества знатных дам, сопровождавших своих мужей (среди них была и сама королева Элеонора), оказывало на людей усмиряющее действие. Однако балканские крестьяне к этому времени уже были настроены откровенно враждебно и запрашивали огромные цены за тот немногий провиант, который остался после германской армии. Вскоре недоверие стало взаимным, что привело к жульничеству с обеих сторон, и поэтому французы быстро прониклись серьезным негодованием по отношению и к немцам, и к грекам; а прибыв в Константинополь 4 октября, они были потрясены сообщением, что император заключил с турками перемирие.

Разумеется, Мануил поступил совершенно правильно: армии крестоносцев представляли для него гораздо большую опасность. Он прекрасно знал, что французские и немецкие сторонники крайних мер предлагали совместное нападение на Константинополь, и ему удалось спасти положение, лишь намеренно распространив сообщения об огромной турецкой армии, собирающейся в Анатолии, и намекнув франкам, что если они не поторопятся пройти через Анатолию, то у них это может и вовсе не получиться. Кроме того, это было в их интересах: в случае нападения шансов у них было мало. Мануил предоставил крестоносцам провиант и проводников, предупредил, что воды будет мало, и посоветовал держаться ближе к побережью, которое все еще находилось под контролем Византии. Больше он ничего не мог для них сделать.

В течение нескольких дней после того, как император распрощался с крестоносцами, он получил два донесения. В первом сообщалось, что турки застали немецкую армию врасплох у Дорилея и практически ее уничтожили; во втором говорилось, что флот короля Рожера Сицилийского плывет воевать против Византии. Им командовал Георгий Антиохийский, изменник-грек, поднявшийся до величайшего титула, который могло предложить ему его государство: адмирал адмиралов[79], главный министр королевства. Без труда захватив Корфу и разместив там свой гарнизон, сицилийцы разграбили Афины и Коринф и проникли внутрь материка до самых Фив – центра всего византийского шелкопрядильного производства. Там Георгий захватил бесчисленные тюки с парчой и взял в плен искусных ткачих, которых триумфально привез в Палермо.

Весть об этом грабеже привела Мануила в ярость, а то, что адмирал был греком, вряд ли могло смягчить его гнев. Рожера следовало навечно изгнать из Средиземноморья. Для этого, однако, трудно было найти подходящих союзников. Франция и Германия вышли из игры, и мысли Мануила обратились к Венеции. В марте 1148 года в обмен на расширение торговых привилегий венецианцы обещали ему полную поддержку своего флота на полгода. К апрелю огромный экспедиционный корпус под командованием Мануила был готов выступать, однако внезапно все пошло наперекосяк. На территорию Византии неожиданно хлынули половцы, смерть дожа задержала венецианский флот, а штормы помешали погрузке на корабли, и два флота начали осаду Корфу только осенью. Мануил тем временем поехал в Фессалоники, где его ожидал важный гость – Конрад Гогенштауфен[80], недавно вернувшийся из Святой земли.