Панегириком в его, то бишь в свою честь, Константин не разразился — перебор. Скорее уж выдал краткую и довольно-таки сдержанную положительную характеристику. Характер стойкий, нордический, беспощаден к врагам рейха, то есть Руси, ну и всякое разное в том же духе. Однако и произнесенного вполне хватило, чтобы его тезка насторожился и задал вполне логичный вопрос:

— А ты сам отчего столь рьяно за него вступаешься?

Константин чуть помедлил, но открыться не решился — чревато. Пусть больной и не позовет стражу, хотя и тут бабка надвое сказала, однако память о гибели трех братьев от рук рязанских воинов слишком свежа, следовательно, тональность беседы неизбежно поменяется, но главное — исчезнет доверительность, и он ответил уклончиво:

— Да потому что я его очень хорошо знаю.

— Откуда?

И вновь пауза. Помнится, отец Николай так и не открылся ростовчанину во время их единственной беседы, что является личным духовником рязанского князя, резонно полагая, что лучше сделать это во время второй или третьей. Вообще-то по первоначальной версии «отец Стефан» состоял в аппарате епископа Арсения, но теперь она не годилась — слишком слабовата. По счастью, Константин не успел изложить ее больному, так что можно было смело кое-что изменить, и он витиевато пояснил:

— Так ведь я при нем неотлучно, и все его указы проходят через меня. Думает он, а рука с пером моя. И в остальном то же самое.

— Смертным зельем перед мнихом никто хвастать не станет, — возразил ростовчанин.

— Согласен. Вот только с лекаркой Доброгневой, исполняя его повеление, я разговаривал сам, — нашелся Константин. — И не только ныне, но и тогда, в первый раз. Да и готовила она настой на моих глазах. Не зря же боярин Хвощ хотел предложить отведать его вместе с тобой.

Некоторое время больной пристально вглядывался в лицо своего гостя. Константин спокойно ждал, не пытаясь спрятать глаза или отвести их в сторону. Что уж там увидел в них хозяин терема — неведомо, но, судя по удовлетворенному кивку, проверка завершилась успешно.

К сожалению, она еще и окончательно притомила ростовчанина, так что сразу вслед за этим пришло время прощаться. Теперь в распоряжении Константина был всего один день. Правда, оставалась надежда, что братья запоздают, но полагаться на это ни к чему.

Возвращаясь в посад, Константин не упустил случая побродить по торжищу, чтобы узнать народное мнение по поводу предстоящей войны. Услышанное не удовлетворило. В целом настрой у ростовских горожан был боевым, хотя попадались и такие, кто утверждал, что таковское не по-божески, ибо Христос заповедал… Однако подобным миротворцам долго говорить не давали, немедленно затыкая рот веским доводом насчет гибели трех Всеволодовичей, которых рязанские вои не просто умертвили, но сделали это самым гнусным и подлым образом.