Когда это не удалось, старика разбил паралич. После победы под Коломной его состояние несколько улучшилось, но уж очень он переживал за судьбу мирных переговоров, так что, пока Константин отсутствовал, владыку постиг повторный удар, и теперь он находился в беспамятстве, причем надежды на выздоровление, как авторитетно заявила Доброгнева, не имелось вовсе.

«Еще один на Кромку ушел», — мысленно прокомментировал князь, пришедший навестить епископа и воочию увидев беспомощно лежавшего на постели старика. Зато теперь его плачевное состояние оказывалось на руку Константину, и он без зазрения совести — ведь не на забавы да наряды ухлопал все денежки — решил воспользоваться им.

— Он ить в беспамятстве тогда пребывал, потому дозволить тебе ничего не мог, — не унимался Феофилакт.

— Знак он мне подал! — пояснил Константин. — Или тебе моего княжеского слова не довольно будет? Может, тебе поклясться в сем?

Он уже шагнул было к божнице с намерением снять одну из икон и тут же покончить с этим делом, но Феофилакт не желал уступить.

— Знак и спутать можно. Опять же помутнение у него в разуме — никого не узнает. — И казначей веско заявил: — На все твоя воля, княже, а я в Киев ныне же гонца снаряжу и все митрополиту киевскому обскажу. Пущай он ведает, како князь Константин Резанский церкву божию чтит. А гонца посылать надобно, ить половину десятины мы ему должны были давным-давно отправить.

— А надо ли по таким пустякам тревожить митрополита? — задумчиво осведомился Константин, пытаясь свести дело к миру, но при этом настоять на своем.

Увы, но пойти на попятную и отдать треклятую десятину князь не мог. Он и рад был бы это сделать — да заберите вы ее, жмоты эдакие, ничего мне от вас не надо! — но гривны были давно и полностью истрачены, причем действительно на богоугодные дела. Вот только к церкви ни одно из них не относилось: ни еще один странноприимный дом, ни общественная больница, ни строительство многочисленных школ.

— То не пустяки, — сурово отрезал Феофилакт.

— Тогда давай так: вот выздоровеет владыка, и мы сами все с ним обговорим, — предложил Константин еще один компромиссный вариант.

— И сколь ждать того? — скептически шмыгнул носом Феофилакт.

— А на то уж воля божья. — Константин молитвенно сложил руки и, глядя в потолок, как можно проникновеннее добавил: — Все в руце его: и живот наш, и здравие, и всякое прочее тож.

— Оно, конечно, верно, — не стал спорить против очевидной истины церковный казначей. — Но токмо ведаю я, что вскорости у нас и единой куны не отыщется, дабы свечу во здравие князя поставить. Да и сил на то, чтоб за победу его воинства молитву горячую вознести, тож ни у одного священника не достанет. Опять же и прихожан наших убеждать в том, что не братоубойца наш князь, а заступник земли рязанской, на голодное пузо невмоготу будет.