Ибн аль-Рашид, происходивший из почтенной купеческой семьи и неоднократно встречавшийся с самим багдадским халифом, не мог себе такого позволить, потому что этого не понял бы никто из его коллег по торговле и братьев по вере. В итоге он лишился бы львиной доли доходов и уважения сородичей. Исаак бен Рафаил тоже не привык уступать конкурентам — себе дороже.

Добавлялось и еще одно. Ибн аль-Рашид был хозяином стола, и оскорбили не просто купцов, а людей, пришедших к нему в гости. Безропотно проглотить это означало не просто потерю чести, но и грозило немалыми убытками. Ведь промолчи араб, и подозрительный Исаак бен Рафаил тут же решит, что все это подстроено заранее, из чувства мести, а примирение и даже сама чрезвычайно выгодная сделка, которую араб только что с ним заключил, служили лишь прикрытием для изощренной пакости. А Ибн аль-Рашид хорошо помнил мудрую поговорку своего народа, гласящую, что нет человека глупее влюбленного еврея, нет человека хитрее жадного еврея и нет человека опаснее ненавидящего еврея.

Поначалу Исаак бен Рафаил действительно заподозрил нечто в этом духе, но, на счастье араба, среди слуг нашелся человек, который заявил, что видел двоих, лихо перепрыгнувших забор, огораживающий жилище купца. Мол, он не стал поднимать шума только потому, что вроде бы ничего не пропало, но теперь…

Путем дальнейших разбирательств и тщательного опроса очевидца удалось установить, во что были одеты коварные злоумышленники, после чего подозрение как раз и пало на княжеских дружинников из особой сотни воеводы, которые вот уже месяц щеголяли в особой одежде зеленого цвета с нашитыми на рукавах знаками в виде двух зигзагов молнии. А ближе к вечеру слуга-видок, который был немедля послан к дому, где те проживали, явился с докладом, что сумел их опознать.

Пришли оба купца к Константину не просто так, а с богатыми дарами.

Араб преподнес саблю из настоящего булата, с серебряной рукоятью, щедро усыпанной драгоценными камнями. Честно говоря, дарить ее купец очень не хотел, но не заступиться за гостя-еврея и трех своих единоверцев неминуемо означало переизбрание самого Ибн аль-Рашида с выгодного поста купеческого старшины. А так как ссориться с князем в планы араба тоже не входило, то непременно нужен был очень ценный подарок, дабы смягчить дерзость просьбы наказать своих воинов.

Исаак бен Рафаил, исходя из того, что он — лицо пострадавшее, отделался даром подешевле, вручив князю увесистый тюк добротной белой бумаги, в которой Константин продолжал нуждаться, поскольку ее фабричное производство в Рязани, в отличие от желтой, Минька пока так и не наладил.