За все это новому властителю земель низкий поклон.

«Ай да язык у Тимофея Малого», — подумал Константин, вспомнив свой самый первый княжий суд и несчастного маленького купчишку, в чью пользу он решил спорное дело. Заодно всплыл и еще один судебный процесс, где он и впрямь вынес приговор в пользу некоего купца из Мерва, хотя ответчиками выступали сразу двое местных торговцев. Правда, тогда Константин еще колебался — все-таки обвиняемые (они и впрямь поступили нечестно) свои, но затем отогнал прочь сомнения и заявил, что справедливость для него дороже всего.

Довольная улыбка, как ни старался князь подавить ее, предательски выползла наружу, но он, низко склонив голову, все-таки ухитрился скрыть ее от купцов, памятуя, что невозмутимость и отсутствие эмоций почитаются на Востоке за одну из главных добродетелей.

Однако после многочисленных пышных похвал последовал деликатный и робкий переход к сути дела, и радоваться стало нечему. Едва успев понять, в чем суть жалобы, князь властным жестом остановил речь купцов и, хлопнув в ладоши, повелел вынырнувшему из-за двери Епифану взять слугу-видока, с его помощью немедля разыскать двух весельчаков и доставить их сюда. Не успел, однако, стременной выйти, как тут же был возвращен и получил дополнительную задачу, дабы вместе с «шалунами» явился и воевода Вячеслав.

После того как купцы продолжили перечень своих жалоб, не собираясь ограничиваться единичным случаем, а жаждая вывалить все, что накипело, Константин успел пожалеть, что не приказал Епифану заодно сходить и за отцом Николаем. Пришлось сделать это позднее, когда верный стременной прибыл с великовозрастными озорниками Званко и Жданко, следом за которыми явился и настороженный Вячеслав.

Допрос обвиняемых много времени не занял — ни один даже и не подумал отпираться. А вот обсуждение предстоящего наказания… Оба купца, будто сговорившись, настоятельно просили выдать им дружинников головой, дабы иметь возможность самим покарать обидчиков.

Никакие объяснения и уговоры не действовали. К тому же приходилось убалтывать их в одиночку, так как помочь было некому — Коловрат, как на грех, находился в отъезде, а Вячеслав только угрюмо сопел и зло косился на окаянных торгашей, которые, по его непреложному мнению, раздували из мухи слона. Спасибо хоть на том, что мнение это он высказывал лишь своей мимикой, пусть и весьма красноречивой, но не прибегая к помощи слов.

Константину едва удалось шепнуть Вячеславу, чтобы тот обратил весь свой гнев и недовольство в другую сторону, после чего он во всеуслышание предложил воеводе высказаться, и тот не подкачал — громко орал на своих шалопаев, знатно хмурил брови и пообещал так «загрузить» обоих до зимы, что на всякие развлечения времени у них не останется вовсе.