Следом за Константином протянул руку к блюду и Вячеслав. Мгновенно все поняв, он ухитрился еще и подыграть князю, пробормотав сокрушенно:

— Грех-то какой.

Перекреститься он, правда, забыл, но зато все свои тяжкие переживания изобразил мастерски, не забывая при этом наворачивать от аппетитного куска.

И напрасно купцы махали руками, искренне сочувствуя нравственным мукам достойных людей, которые только лишь потому, что имели несчастье начальствовать над двумя великовозрастными озорниками, сами добровольно решили покарать себя столь жестоким образом. Напрасно кричали они: «Довольно!» Карать себя, так уж по полной программе, так что и князь, и воевода добросовестно довели свой тяжкий грех до логического конца, после чего Константин задумчиво произнес, глядя на Славку:

— Еще, что ли, наказать тебя али будет?..

В ответ на это Вячеслав смиренно произнес:

— Как повелишь, княже. — И, заметив колебания Константина, покорно добавил: — Тяжела моя вина, княже, и, дабы ее искупить, готов я один съесть все это блюдо, ежели на то будет твоя воля.

«Вот морда прожорливая», — мелькнуло в голове у Константина, и он уже хотел было дать добро, но из опасения переиграть прекратил псевдоэкзекуцию, со злорадной улыбкой заявив:

— Ныне я великодушен и, коли мои гости более не настаивают, принуждать тебя не стану. Теперь иди и отмаливай свой великий грех.

Скорбя, что оставшаяся вкуснятина проплыла мимо рта, Вячеслав с постным видом удалился, после чего Константин великодушно предложил отведать мясца и гостям, поясняя, что это с их стороны будет как бы проверкой, тем более что обоим мясо этого животного разрешено и каких-либо запретов на него не существует.

Несколько помявшись ради приличия, оба изрядно проголодавшихся купца деликатно взяли себе по кусочку. Убедившись, что перед ними не баранина и даже не говядина, то есть наказание не фиктивное, о чем были некоторые подозрения, особенно у Исаака бен Рафаила, они взяли еще по одному кусочку, затем… Словом, через полчаса блюдо опустело, если не считать скромной кучки обглоданных костей.

Едва греховная трапеза окончилась, как по княжескому хлопку проворная челядь незамедлительно заставила стол новыми блюдами с аппетитными закусками, и расстались торговые люди с князем только спустя пару часов, рассыпаясь в заверениях своего искреннего почтения к его глубочайшей мудрости, которая столь велика, что может сравниться лишь с его же, но еще более глубочайшей справедливостью, и прочая, и прочая, и прочая.

А через два дня — скорее всего, из-за досадного стечения обстоятельств, не иначе, так что не следует сразу винить Жданко и Званко — полыхнули веселым ярким пламенем торговые склады одного из гостей Константина, Ибн аль-Рашида. Пожар тушили все, кто оказался поблизости, и довольно-таки успешно — сгорела едва ли десятая часть товара, но араб почему-то впал в такое безутешное горе в связи с этим, что целых три дня не показывался на людях. Опасались, что он и вовсе потерял разум — все копался на пепелище, то и дело просеивая пепел и золу.