Константин мрачно посмотрел на Юрко. Парня было жалко. После того зимнего путешествия князь без колебаний принял его в дружину, но на поединок с таким опытным бывалым бойцом, как Гремислав, выходить ему еще рано — совсем необученный. Даже при всей своей неимоверной силе ему не выстоять, а на помощь небес, которая неожиданно явится парню во время поединка, Константин, в отличие от Юрко, не рассчитывал.
Однако надо было что-то решать, причем срочно.
«Какое же ему оружие порекомендовать, чтоб хоть как-то уравнять шансы?» — лихорадочно размышлял князь и вдруг вспомнил, что когда-то где-то что-то он то ли читал, то ли видел…
— Вызов от Гремислава ты принял. Стало быть, чем биться — тебе выбирать, — медленно и отчетливо выговаривая слова, произнес Константин, пристально глядя на нежданного заступника старика, и, не давая Юрко возможности сделать скоропалительный выбор, без остановки продолжил: — Хочешь — мечи выбирай, хочешь — секиру.
— Я тебя напополам раздвою, — угрожающе пообещал Гремислав. — Больно много тебя одного будет.
Юрко сердито засопел.
— Ишь, пирожок без никто. А ты поговори мне, поговори, — многозначительно посулил он.
— Словом, чем пожелаешь, тем и дерись, хоть оглоблей, — закончил князь, не обращая внимания на Гремислава и продолжая пристально смотреть на молодого воина.
— Во как! — простодушно изумился Юрко.
Кажется, намек до парня дошел.
— А что, я и вправду могу оглоблю выбрать?
— Я ведь сказал — как пожелаешь, — пожал плечами Константин. — Хочешь — оглоблю, а хочешь — дубину.
— Тогда я ее, родимую, и возьму. — И, повернувшись к Гремиславу, в свою очередь буднично заметил: — Коль и не зашибу — больно уж ты верток, — то в землю-матушку непременно вобью, ежели токмо она, родимая, такого изверга в себя примет.
Божий суд княжеским повелением был назначен на следующее утро. Гремислав ничего больше не сказал, лишь искоса бросил на князя недобрый взгляд. Он-то прекрасно понял двусмысленную подсказку Константина и уяснил, на чьей стороне его симпатии.
Ночью, при явном попустительстве стражи, очевидно решив, что шансов на победу при таком оружии у него остается не очень-то много, Гремислав бежал из поруба и волчьими тропами ушел куда-то на север. Виру за него Константин заплатил сам, взяв ее из конфискованного добра преступника, каковым тот был признан по причине отказа от поединка.
Но вот беда, не было среди тех, кто присутствовал на судебном заседании, ни единого прончанина. Так уж вышло. Если б он проходил в Рязани — там бы хоть кто-то да сыскался, а вот в Ольгове… Только Юрко из тех краев, но он был занят под завязку — до седьмого пота крутил меч, метал копье да учился ратному строю. Словом, не до того парню, чтоб родню навещать. Старик же домой так и не добрался, бесследно исчезнув где-то на полдороге. Вот так и получилось, что в Пронске о княжеском суде не слыхали вовсе и собрались встать на мятеж против того, кто решил покарать их притеснителя.