И ведь как поведал — кулаком в грудь себя стучал и сказывал, что, может, он и злыдень несусветный, но такого черного греха на свою душу не примет, а посему разругался с князем напрочь и вон подался. Прончанам же поначалу не открылся, потому как думал, что здесь овцы безгласные, кои готовые покорно стоять да ждать, пока их не перережут, а они вона каки — богатыри былинные. Да с такими молодцами, да супротив них…

И невдомек было горожанам, что в промежутке между сбором дани и до того времени, как он сызнова объявился в Пронске, много воды утекло. И не потому его постигла опала, что он малолетнего княжича убивать отказался. Иная причина была. Аукнулось-таки ему непомерное сластолюбие, ибо дедок все же добрался до стольной Рязани.

Шел он к ней сторожко, все больше окольными путями, так что когда Гремислав спохватился и послал погоню, она воротилась ни с чем. Да и в Рязани нашлись добрые люди, подсказали, когда лучше всего к князю в ноги бухнуться, чтобы Гремислав со товарищи перехватить не сумел. Мол, лучше всего такое не в столице учинить, а когда князь в дороге будет да в Ожск али в Ольгов наведается.

Так дед и сделал.

Выслушав старика, Константин скрипнул зубами, ненавидяще прошипел Гремиславу: «А ведь я тебя предупреждал» и, даже не возвращаясь в Рязань, незамедлительно учинил судебное разбирательство. Началось оно традиционно, как было заведено по совету отца Николая еще прошлой осенью: истцу дали Библию, и он, положив на нее руку, поклялся, что будет говорить только правду и ничего кроме правды. Затем точно такой же процедуре подвергся ответчик.

Для чего священник предложил такую процедуру, Константину было вполне понятно: с христианством в Рязанском княжестве до сих пор были весьма серьезные проблемы — не одна священная роща у поклонников старых богов имелась, и не одному только Перуну люд простой кланялся да жертвы нес. Так что чем чаще будут задействованы в повседневной жизни его главные атрибуты, тем лучше.

Князь же принял его идею, поскольку из нее можно было выжать реальные выгоды — если виновного удавалось уличить в лжесвидетельстве, то он выплачивал штраф за то, что осмелился солгать даже не власти, но самому богу. Правда, чтоб народ особо не возмущался этим новым побором, взимали немного, всего-то десятую часть от суммы иска — обжулить бога стоило недорого. Но Константин как-то подсчитал, что лишь за один месяц благодаря этим штрафам он не только сумел покрыть все издержки на богоугодные дела, но еще и чуток отложил для другого месяца. Впрочем, такое случалось редко — в основном не хватало, — но куда легче добавить недостающее, чем выкладывать все полностью.