Он похолодел и в страхе оглянулся на князей. Мстислав Глебович успел уснуть на принесенных рязанскими ратниками шкурах. Рядом с ним лежал и плакал юный Иван, прилежнее других молившийся на вечерне, которую отец Варфоломей отслужил для князей. Всеволод Владимирович оставался на ногах, бесцельно слоняясь из угла в угол маленькой церквушки.

Рассказать? А кто поверит? Решат, чего доброго, будто священник вовсе обезумел от страха, а ведь он ничуть не боялся, во всяком случае теперь, когда знал причину. И если придет князь Константин, то он непременно…

За входной дверью послышались голоса, затем скрежет старого ржавого ключа, с усилием проворачиваемого в замке — видать, давно им никто не пользовался, — наконец что-то лязгнуло, дверь широко распахнулась, и через порог шагнул Константин, сопровождаемый двумя ратниками.

Странно, но князь перекрестился. Дивно сие. Почему-то священнику показалось, что тот, кто сидит внутри князя и взирает на мир его очами, креститься не должен, ан нет. Отец Варфоломей продолжал смотреть во все глаза на Константина, усилием воли вызвав воспоминания полугодовой давности и сейчас пытаясь сравнить его тогдашнего с нынешним. Но и тут священника поджидало разочарование. То ли ему плохо помнилось, то ли память решила сыграть с ним дьявольскую шутку, но никакой разницы между тем и этим он не находил.

— Чудны дела твои, господи, — еле слышно пробормотал он себе под нос.

Очередная попытка смело заглянуть в бесовские княжеские очи и не отводить от них глаз ему тоже не удалась, хотя он и старался изо всех сил. Гордо вскинув голову и сжав кулаки, он с ненавистью уставился на Константина, но через десяток секунд сам почувствовал, что бесполезно. Хотя надо признать, что в этот раз он взирал на него чуть дольше, чем во время допроса пленных князей-черниговцев, но результат был весьма плачевный. Почувствовав сопротивление, сидящий в Константине усилил давление, в свою очередь впившись в очи отца Варфоломея, и он вскоре ощутил, как по его ногам струится что-то горячее и мокрое. Стало стыдно.

Константин устало вздохнул и неспешно подошел поближе к священнику, все так же пристально продолжая смотреть на него.

«Неужто сей зверь самолично терзать меня учнет», — мелькнула испуганная мыслишка, но отец Варфоломей усилием воли отогнал ее прочь и принялся почти беззвучно читать отходную молитву, настраиваясь на тяжкие муки во имя господа, за которого и пострадать должно быть сладко. А уж погибнуть в сражении с антихристом, который таился в обличье рязанского князя, — о таком он и мечтать не смел.