Больше всего священник переживал за свои мокрые порты. Тоскливо становилось, что князь навряд ли поверит, что он, отец Варфоломей, готов принять предстоящую мученическую смерть легко и с улыбкой. Да и кто бы на его месте поверил, учуяв эдакий запашок.

«Хоть бы уж сразу пришиб», — уныло подумал священник.

— А ведь все это из-за тебя, — негромко произнес князь. — Ну и сволочь же ты, батюшка.

— И укрепи меня, господи, в последний час тяжких испытаний, ибо слаб я телом, и не совладать мне с диаволом, у коего я ныне в лапах. Да будет на все воля твоя, господи… — донесся до Константина приглушенный торопливый шепот священника.

— Это ты про меня, поганец?! — возмутился Константин. — Да ты сам слуга его! А я… на, смотри. — И он вновь полез за пазуху, чтобы продемонстрировать крестик.

На сей раз оберега не было — еще на пути к церкви Константин снял его и сунул в карман, — и извлечь золотой крестик ничто не мешало. Показав крест, он посоветовал:

— Вместо того чтоб винить других, лучше бы в своих грехах покаялся.

— Каюсь, ибо грешен, — смущенно ответствовал отец Варфоломей.

Ему и впрямь было стыдно за содеянное. Не так представлялось священнику крещение жителей Залесья, совсем не так. Нет, ежели бы они противились, тогда дело иное. Во славу божию можно разок-другой и плетьми огреть. Такое и за грех считать нельзя, ибо во благо заблудшим душам пойдет, но убивать, резать, да еще без разбору — есть крест на груди или нет…

Он после набега на Пеньки две ночи мучился без сна, каясь, что так нехорошо все вышло. Пробовал и с князьями переговорить — мол, не дело вы творите, неправильно оно. И вроде бы добился от Мстислава Глебовича обещания, что на сей раз, в Залесье, все будет иначе. Князь даже пояснил причину. Дескать, в Пеньках отсутствовала церковь, вот его дружинники и разъярились. В Залесье же божий храм имеется.

Только тогда отец Варфоломей и угомонился, успокаивая себя мыслью, что как бы там ни было, а без малого три десятка душ из числа тех, что угодили в полон, он все-таки окрестил. А уж где — на той стороне Дона или на этой — господу должно быть безразлично.

Черниговские ратники и впрямь вели себя не столь безудержно. Если не считать посеченных рязанских дружинников и еще трех или четырех жителей, ухвативших топоры и вилы, жертв в Залесье не было. Еще бы час, и их действительно загнали бы в церковь, но не успели. Здраво рассуждая, получалось, что вина рязанского князя тоже имеется. Не подоспей столь сноровисто его людишки, и тогда все было бы в порядке.

Он посмотрел на Константина, уперев свой взгляд в широкую княжескую грудь, и более смелым голосом произнес: