— Чего ж так? — подивился Константин. — Лета-то у тебя изрядные, пора уж.

— Да язык подводил. За него меня что князь Мстислав, что сынок его Гаврила Мстиславич не больно-то жаловали. Потому и не нажил я ни селищ, ни терема своего. Да оно мне и без надобности.

— Вот и хорошо, — кивнул Константин. — А то я ведь тоже селищ не раздаю. У меня все смерды в княжьей воле ходят. А гривны получать будешь, как все прочие.

— Так-то оно так, — снова вздохнул Басыня. — Да душа у меня, видать, шибко волю любит, так что ты погоди маленько, дай ей время. Перья мои малость пощипали твои орлы — пусто в калите, ну да ладно уж, и так не пропаду.

— А летать где собрался? Если по Чернигову, то зря, — посоветовал Константин. — Стоит князьям проведать, что здесь стряслось, так они тебя быстрее, чем петуха, обдерут и живьем в котле сварят.

— А по твоим владениям, стало быть, дозволяешь? — вновь хитро прищурился Басыня.

— Да хоть круглый год броди, — весело махнул рукой Константин и посоветовал: — А утром ты все-таки ко мне загляни, а то негоже с пустой калитой на воле гулять. Верну тебе все сполна.

— Э-э-э нет, княже, — с укоризной возразил старый ратник. — То людишек твоих законная добыча. Я порядок знаю. Не дело ее назад отбирать.

— А я и не буду, — пообещал Константин. — Из своих отдам.

— Во как, — изумился Басыня. — Так там много было, аж четыре гривенки новгородские да кун порядком.

Константин усмехнулся.

— А и брехать ты горазд, ратник. Про куны не спорю — может, и лежали в нем, а вот гривны… У таких, как ты, кто ни кола ни двора не имеет, с серебром в кошеле всегда туго. А как что-нибудь побольше звенеть начинало, ты их тут же и просаживал. Ну да ладно, знай мою доброту. Дам я тебе твою гривну, даже если у тебя ее там не было. Вроде как за будущую службу.

— Гривну-то новгородскую?[54] — уточнил Басыня.

— Рязанскую, — улыбнулся князь и успокоил насторожившегося ратника: — По весу как новгородская, а станешь расплачиваться — товару еще больше возьмешь, она у меня баская. Держи. — Покопавшись в кармане, он выудил оттуда крупную серебряную монету свежей чеканки.

На аверсе у нее красовался в полном парадном облачении сам Константин со скипетром в одной руке и шаром-державой — в другой. Обрамляющая надпись заверяла особо бестолковых, что это и есть «Великий князь Рязанский Константин». На реверсе был выбит гордый сокол, цепко сжимающий в своих когтях обнаженный меч. Вообще-то надлежало сунуть в лапы птице трезубец, но после некоторых колебаний — все казалось, что это какие-то вилы, — вид оружия было решено изменить. Чай, не Посейдон, чтоб трезубцем махать, да и нет в Рязанском княжестве морей — не вышли к ним покамест. Рисунок был обрамлен снопами пшеничных колосьев. Здесь же был указан и номинал монеты: «Одна гривна».