Снабдили их припасами на обратную дорогу и отправили восвояси.
Возвращались они грустные, но от Астрахани пошли веселее, поскольку, пока продавали свои лодьи, услыхали новости, будто разгорелась война персов с турками, а от Астрахани султан отступил.
Только это и спасло дипломатов. Если б не ушли войска султана – что и было главной задачей всей экспедиции, царь бы осерчал. А так он всего лишь посадил молодого Птищева в острог. Даже и слушать не хотел, что вины посла в смерти мирзы Тиграна нет, что высокий царский гость сам помер через кровавый понос. К счастью, отец Птищева, боярин Птищев-старший, местничался у царского стола в первом ряду. Только поэтому незадачи сынка закончились легко: отодрали кнутом в три удара без оттяжки, и за сим царь оправил его на кормление воеводой в городок Николы-Заразского на реке Осётре.
Через год и Лавра приговорили ко дранью кнутиком.
Царь оставил его в Посольском приказе. На это учреждение было возложено много функций: организация придворных церемоний; дела иностранцев, живущих в Москве; выдача грамот своим и чужим на выезд; татарские дела; устройство донского казачества. За посольскими также были улаживание пограничных конфликтов, «размен» пленными, внешняя торговля и, как ни странно, почтовая служба.
Когда для царского дворца купили за границей рукописных и печатных книг аж на пять тысяч золотых гульденов, разбор и опись библиотеки тоже возложили на Посольский приказ, а конкретно – на тихого подьячего Лавра. Ему для этого даже дали отдельную избу в Кремле, рядом с приказной избой!
И вдруг пошли слухи, что за Окой объявилось крымское войско. В Приказе быстро выяснили, что слухи весьма правдивы. Шли бои, хан успешно продвигался вперёд, а некоторые воеводы оказались предателями. Царь, очень кстати, вспомнил, что у него есть срочные дела в Ярославле и уехал со всем двором и многими приказными дьяками.
Лавр сообразил, что наступает последний случай, когда крымчаки сожгут Москву. И пока не началась паника, взял он в наём недорого несколько телег с лошадьми, загрузил упакованные в рогожу книги, да и перевёз всю драгоценную Либерею в Сергиев Посад.
Набег был для крымчаков удачный, а москвичам он обернулся катастрофой. Целых людей, с руками и ногами, среди руин и пепла осталось меньше, чем покалеченных, а большинство оказалось в убитых. Десятки тысяч уведены были в рабство. Царь, узнав о том, очень печалился, и, возвращаясь в Москву, останавливался в каждой церкви, молился за спасение душ погибших. Добравшись до Сергиева Посада, тоже заказал молебен – ан, глядит, на монастырском дворе разгуливает подьячий Лавр и гордится, как он спас царскую библиотеку.