И эта беспринципная, страдавшая полным отсутствием общественного инстинкта, равнодушная ко всему, кроме личного благополучия, общественность, была тем слоем населения, который питал своими соками власть, создавал весь уклад государственной жизни, и своей лакированной поверхностью закрывал для многомиллионной народной массы все поры и отдушины.

И масса эта жила не как нация, а как простое множество. Правда, это множество построило огромное государство, но построило оно его механически, бессознательно, как коралловые полипы, сами того не сознавая, строят целые острова в водах Тихого океана. Как пассивно оно участвовало в создании государства русского, также оно стало бы строить государство немецкое или австрийское.

С этого множества собирали подати, его гнали в солдаты, на войну, на починку мостов и дорог, и другие общественные работы, оно было невежественно, забито, всегда голодно, и такие понятия как родина, патриотизм, долг — были для него просто непонятными словами.

Русского народа никто не знал и ни чем он себя не проявлял, да и что мог дать безграмотный и темный крестьянин, никогда ничего, кроме своей деревни, не видевший. Чем мог проявить себя фабричный и заводской рабочий, знавший только тяжелый непосильный труд и воскресный кабак? Там, где были талант и дарование, они погибали уже потому, что сам носитель их не понимал их жизненного значения и ценности.

И не народ-сфинкс, а вековая накипь на нем, наша общественность, была причиной того пренебрежения, и даже презрения, с которым относились к русским не только другие народы, но и все то лучшее, что дала сама нация в лице своих мыслителей, писателей и передовых людей.

Сто лет тому назад один из самых умных людей своего времени, лучший друг Пушкина «русский европеец» Чаадаев, утверждал, что Россия существует только для того, чтобы преподать другим народам великий урок и умереть. В его «Философических письмах»² имеются такие навеянные отчаянием строки:

«Мы не принадлежим ни к Востоку, ни к Западу, и не имеем традиций ни того ни другого… Отшельники в мире, мы ничего миру не дали, и ничему от него не научились. Мы не внесли ни единой идеи в массу человечества, мы ничего не прибавили к прогрессу развития человеческого ума, а чем воспользовались, то обезобразили. Ничего с первого мгновения нашего общественного бытия не порождено нами на благо людей, ни единой полезной идеи не прозябло на бесплодной почве нашей родины, ни единой великой идеи не проникло в нашу среду. Единожды великий человек пожелал нас цивилизовать, и чтобы привить нам жажду света, бросил нам плащ цивилизации (как Илья — Елисею). Мы подняли плащ, но цивилизация нас не коснулась. В другой раз, иной великий Государь привлек нас к славной миссии, победоносно провел нас с одного конца Европы до другого, но вернувшись домой из этого триумфального похода через цивилизованные страны Европы, мы принесли с собой настроения и идеи застоя. Вот и весь результат».