Была пятница. Ранним утром первые бомбы упали на Варшаву. В утреннем коммюнике радио сообщило, что немецкие войска напали на Польшу. Днем по городу расклеили обращение президента республики Игнация Мосцицкого: «Сегодня ночью наш вечный враг совершил нападение на Польское Государство, о чем я заявляю перед Богом и историей…» На следующий день налеты повторились: на рассвете, днем и вечером. Радиосообщение «Объявляю воздушную тревогу по Варшаве» раздавалось каждые несколько минут. Чтобы оконные стекла не вылетели, их оклеивали полосками бумаги. Стекла вылетали вместе с рамами. Витрины магазинов обкладывали мешками с песком. Делали запасы еды. Паники не было.

В первые дни сентября на Дом сирот упало семь снарядов. Пострадала мансарда, где на протяжении двадцати семи лет жил Доктор. Были и другие, менее серьезные повреждения, но дом уцелел, и с детьми ничего не случилось. Этим Дом был обязан, в частности, Юзефу Штокману, человеку из самой близкой интернату семьи. Когда-то воспитанник, потом работник Дома, он женился на бывшей воспитаннице и тоже работнице, Руже Азрилевич, у них родилась дочь Ромця, которую все обожали. Корчак называл ее внучкой. Юзек, назначенный комендантом противовоздушной обороны, дни и ночи проводил на крыше. Благодаря его бдительности бомбы удавалось вовремя гасить. За свое усердие он заплатил тяжелым воспалением легких.

Самуэль Гоголь рассказывал:

В спокойные часы мы спали в спальне, когда была сильная бомбежка – в ванной комнате. Кормили нас регулярно, но в школу мы не ходили. Пережили две недели тяжелых бомбежек. Одну из них я никогда не забуду. Мы сидели в столовой, вдруг начинают падать бомбы. Корчак вышел во двор. А тут: «бам – банг» – весь дом дрожит, сам фундамент. Мы все спрятались под столами, у нас даже и в мыслях не было спускаться. Не прошло и двух минут, как Корчак уже стоял в столовой у входной двери. Он сказал со свойственным ему спокойствием: «Можете есть дальше. Ничего не случилось. Больше я не выйду без шапки – с самолетов уже видели мою лысину…»{363}

В подвале устроили убежище, куда все спускались, когда начинался налет. Стефания Вильчинская, которая, ведомая материнским инстинктом, за четыре месяца до того вернулась в Варшаву, организовала в подвале перевязочный пункт. Туда приносили раненых, приходили перепуганные, полубезумные люди, потерявшие при бомбежке дом и родных. Пани Стефа и Доктор перевязывали, успокаивали, помогали тем, кому еще можно было помочь. Воспитанники сами заботились о том, чтобы жизнь текла в относительном порядке. Канализация не работала, поэтому мальчики черпали воду из ближайших колодцев. Девочки оттирали окровавленные полы, стирали, кормили раненых, смотрели за младшими детьми.