Перед этим к нам в последний раз пришел Корчак. Хотел попрощаться. Он тоже готовился к переезду. Та часть улицы, где стоял Дом сирот, не попала в гетто, очевидно, потому, что в Берлине об этом похлопотал совладелец известной пивоварни «Хабербуш и Шиле», которая находилась на Крохмальной. Говорили, что арийские соседи отблагодарили его цветами. Евреи были в отчаянии. Их вынудили покинуть родные дома, квартиры, имущество и переселиться неизвестно куда. Доктор просил у немецких властей разрешить детям остаться в их доме, но не питал особых надежд.

«Тогда он попросил нас подарить ему репродукции картин, которыми он украсит стены в новом здании своего детского дома, в гетто»{378}. Моя мать описала эту последнюю встречу, стараясь точно передать ее дух. Тепло и красоту обстановки, с которой и она сама должна была вот-вот расстаться. Страх перед неизвестным будущим. Сострадание к другу, которому предстояло взвалить на себя непосильную тяжесть: усталому, старому человеку. Я не запомнила ничего: играла с собакой, которую оставили у нас друзья, переезжая в гетто. Я знала, что мы уезжаем из Варшавы. Что будет с собакой? Тогда это была моя главная забота.

34 По ту сторону

34

По ту сторону

После войны люди еще долго не смогут смотреть друг другу в глаза – чтобы не прочесть там вопроса: как так вышло, что ты жив, что выжил? Что ты делал?

Хлопоты Корчака о том, чтобы Дому сирот не пришлось покидать Крохмальную и переезжать в гетто, были напрасны. В письме кому-то, кто, предположительно, имел вес среди немецких высокопоставленных лиц, он писал:

В течение года мы не знали ни обид, ни неприятностей от Немецких Властей. – Были многочисленные нужды и трудности; черпая средства из добровольных пожертвований, мы с трудом пережили этот двадцать восьмой год совместной жизни и совместного труда с детьми.

Наши сила и вера опирались на чудесную помощь воспитанников и бывших воспитанников. <…>

То, что мы, неуверенные в завтрашнем дне, приступили к ремонту дверей и окон, на днях побелили умывальню, содержим дом в чистоте, – доказывает, что мы помним слова данной нами клятвы.

В течение года не было ни одного случая инфекционной болезни, мы ни разу не устраивали карантина или принудительного купания.

Со всем доверием обращаемся к Вам с горячей просьбой о поддержке, чтобы детей оставили в доме, с которым нам очень трудно расстаться{379}.

Когда оказалось, что на понимание рассчитывать не приходится, он начал искать подходящее здание за стенами гетто. У него везде были друзья: бывшие воспитанники, семьи, в которых он лечил очередное поколение детей. На первый взгляд беспомощный, он знал, к кому нужен какой подход. 19 октября 1940 года Адам Черняков записывал: «Корчак спросил, есть ли у меня жилье. Добавил, что если нет, он может дать мне фамилию чиновника из Общины, который за взятку даст мне жилье»{380}. Можно не сомневаться, что Доктор использовал все свои связи, чтобы найти лучшее из возможных помещений. Он нашел его на Хлодной.