«Почту» ставила уже упоминавшаяся здесь воспитательница Дома сирот, панна Эстерка Виногрон. В 1926 году, будучи ученицей еврейской Женской гуманитарной гимназии, она сама играла в этой пьесе, которую ставил тогда Якуб Ротбаум, впоследствии известный режиссер польских и еврейских театров. Корчак столкнулся с «Почтой» раньше: ее перевели на польский еще в 1919 году, а премьера состоялась в варшавском Театре-варьете в сезоне 1920 – 1921. Этот замысел – дети, обреченные на смерть, разыгрывают и смотрят пьесу об умирании – требует огромной отваги. Кто был автором замысла? Считается, что Доктор, который очень ценил Тагора. Индийский мистик, поэт, учитель, призывавший жить в правде, любви и покое, помещенный гитлеровцами в список запрещенных писателей, умер за год до премьеры «Почты» в гетто. А значит, его дух мог присутствовать среди зрителей, как он и обещал во сне. И наверняка присутствовал.

О содержании пьесы и атмосфере июльского спектакля Зофия Розенблюм-Шиманская пишет так:

Маленький больной мальчик по указанию врача лежит в постели и не встает, единственное его развлечение – наблюдать за жизнью через окно. А жизнь предстает перед ним во всех своих ипостасях. За окном проходит почтальон, девушка с цветами, разносчик воды, молочник. Играют дети; упоительно пахнут цветы. Слышится пение и звуки гонга. Маленький мальчик впитывает все впечатления, между ним и случайными прохожими возникает крепкая дружба.

Маленький Амал тоскует по свободе, хочет убежать в далекий мир, в горы, к ручью, хочет пасти корову, радоваться солнечным лучам, целовать цветы, слушать пение птиц. Но бездумный суровый приказ врача заточил его в темной комнате, заколотил ставни, не пропускает к нему ни осенних сумерек, ни солнца, никаких признаков жизни.

Маленький Амал хотел бы стать белкой и щелкать свежие орешки. Маленькому Амалу кажется, что та большая гора за окном протягивает руки к небу. Он любит ее ладони. Амал рвется из душной комнатки, чтобы пойти дорогой, которую никто не знает, и успокаивается, когда стражник уверяет его, что придет время, когда врач сам возьмет его за руку и выведет оттуда. И так всегда: «кто-то большой и мудрый приходит и освобождает нас».

Заглядевшись на Амала, как на радугу, воспитанники Дома сирот глотали эти слова. Как же дети задыхались в стенах гетто, как отчаянно прижимались, сплющивая носы, к щели в стене, чтобы увидеть, что делается с «той» стороны. Как сильно они хотели вместе с Амалом поиграть с белкой, побегать по дороге, искупаться в холодном ручье и нарвать целую охапку цветов. Они уже забыли, как выглядят цветы!