У Мура еще оставались деньги, поэтому он мог покупать дорогие продукты, которые не пользовались спросом. На его столе – пирожные, печенье, конфеты, яблоки, изюм, банки крабов и зеленого горошка. Так что октябрь 1941-го стал для Мура временем деликатесов и своеобразного кутежа. Кутил, правда, в одиночестве. Митю Сеземана эвакуировали из Москвы еще в августе, о чем Мур узнал только после возвращения в столицу. Юра Сербинов и Валя Предатько остались в Москве, и Мур с ними встречался, но на угощение, кажется, не тратился. Мур нашел Валю “потускневшей”. Его интерес к ней стал чисто прагматическим. Умная Валя устроилась работать на хлебозавод, и Мур рассчитывал через нее раздобыть хлеба. Расчет вполне оправдался. Девушка достала для Мура целый килограмм белого хлеба, его любимого. Валя рисковала. Вынести с завода батон или булку – такое можно было трактовать как “расхищение социалистической собственности”, да еще и в военное время…
Бедная Валя, по словам Мура, совсем “скисла”, “повесила нос”. Ее, как и почти всех москвичей, угнетала безрадостная обстановка: с каждым днем немцы приближались к Москве. Но была для печали и другая причина. Валя заметила в Муре перемену, да и Сербинов высказал Вале свои подозрения: “Юрочка натрепался ей о том, что она мне надоела, что из-за хлеба и т. д., – ворчал Мур. – Естественно, она как умная девочка прямо мне об этом не сказала, но теперь меня же цитирует: старое надоедает и т. д. Тем не менее, хлеб принесла – хорошо, спасибо”.1027 В этом – весь Мур.
Для “кутежей” Мура была и еще одна причина: если немцы возьмут Москву, советские деньги всё равно не понадобятся.
Пораженческие разговорчики
Пораженческие разговорчики
1
“Враг наступает. Враг грозит Москве. У нас должна быть одна только мысль – выстоять. Они наступают, потому что им хочется грабить и разорять. Мы обороняемся, потому что хотим жить. Жить как люди, а не как немецкие скоты. С востока идут подкрепления. Разгружают пароходы с военным снаряжением: из Англии, из Америки. Каждый день горы трупов отмечают путь Гитлера. Мы должны выстоять. Октябрь сорок первого года наши потомки вспомнят как месяц борьбы и гордости. Гитлеру не уничтожить Россию! Россия была, есть и будет”.1028
Это написал Илья Эренбург 12 октября 1941 года. В самые страшные дни, когда решалась судьба Москвы, он старался воодушевить людей, придать им сил для борьбы. Но далеко не все были уверены в победе, не все были настроены сражаться до конца, до последнего патрона. Военные неудачи подрывают веру в командование, в начальство, в режим. Эмма Герштейн вспоминала, как ее родственник, вернувшись с Финской войны, громко сказал в коридоре коммунальной квартиры: “Разве Сталин – вождь? Маннергейм – вот это вождь!”1029 Это было весной 1940-го. Тогда обитатели коммуналки не стали даже спорить – они просто исчезли, разбежались по своим комнатам и некоторое время не решались выглядывать в коридор. Но осенью 1941-го опасных разговоров уже не боялись.