– У нас была уже готова армия осенью, – сказал мне Государь, – но тогда румыны не пропустили ее. Теперь эта армия раскассирована, часть послана на Кавказ, другая пошла на усиление других фронтов. Потребуется месяц или два, чтобы вновь образовать армию, но я сделаю это, если союзники проявят готовность усилить армию в Салониках.

– Ваше Величество, – возразил я, – если Вы разрешите мне высказать мнение, то мне кажется, что нам не следует предоставлять союзникам инициативу в этом вопросе. Одно из двух: или это для нас не важно, тогда не стоит об этом и говорить; или мы придаем кампании на Балканах серьезное значение, тогда мы должны взять дело в свои руки, сосредоточить серьезные силы для нанесения удара Болгарии с севера и требовать усиления Салоникской армии, дабы произвести наступление одновременно с обоих концов.

– Повторяю Вам, – сказал Государь, – я придаю этому вопросу самое серьезное значение и буду за ним следить. В скором времени сюда ожидается Китченер. К сожалению, он сам скорее противник Салоникской экспедиции. Впрочем, положение его пошатнулось в Англии[235].

Разговор коснулся Болгарии.

– В Болгарии сделаны были ошибки, – сказал Государь.

– Да, союзники сделали немало ошибок, – ответил я.

– Не одни союзники, а и мы сделали ошибки.

– Да, мы – также.

– Как, и Вы это думаете? – с живостью спросил государь.

Вопрос его меня кольнул. Мне показалось, что ему приятно, что я как бы косвенно осуждаю Сазонова. Последний говорил мне перед тем, что он чувствует, что Государь не по-прежнему относится к нему.

– Ваше Величество, – сказал я, – конечно, и с нашей стороны были ошибки, но ведь это неизбежно в каждом деле. Между тем я лично глубоко убежден, что выступление Болгарии против нас произошло не вследствие ошибок, совершенных дипломатией, а по гораздо более глубоким причинам. Главная из них, – та, что болгары не хотели допустить нашего водворения в Константинополе.

– Почему же? Разве Болгария не была бы счастливее в соседстве с нами?

– Болгары так не думали.

– Ну да, – Фердинанд.

– Нет, тут не один Фердинанд. Если б он один так думал, то с этим можно еще было бы справиться, но Фердинанд опирался на многих единомышленников в этом вопросе. Болгары понимали, что если Россия упрочится в Константинополе, то – конец их гегемонии на Балканах. Они уже не в состоянии будут посягать на своих соседей.

– Да, это, конечно, – согласился Государь. – я выключил Болгарию из своего сердца.

– Да, но чтобы изменить это положение, нам нужно нанести удар болгарам, а это возвращает к тому, что я докладываю Вам.