Слабость Извольского к аристократизму заставляла его выбирать общество из устарелого и мало интересного Faubourg St. Germain[233], что мало содействовало его сближению с правящими кругами республиканской демократической Франции. Недостаток общения посла с этими кругами восполнял советник посольства Севастопуло.

Грек по происхождению, состоятельный, неглупый и ловкий человек, Севастопуло в свое время не без труда добился того, чтобы его приняли не службу в дипломатическую карьеру. Его назначили атташе посольства под условием, что он не будет рассчитывать ни на какое дальнейшее повышение. Между тем он попал, и довольно скоро, в советники посольства в Париже, т[о] е[сть] на одно из мест, которого многие добиваются. Такт Севастопуло сказался в том, что в Париже он не стал добиваться знакомства и близости с аристократией, а, наоборот, завязал самые лучшие и даже тесные сношения в кругах республиканских и интеллигентских. Меня лично в Париже гораздо больше интересовали последние, чем какие-нибудь дюки и дюшесы. Севастопуло несколько раз устраивал маленькие обеды, на которых мне удалось повидаться с живыми, интересными людьми, в том числе с неким Jacks Berard, про которого говорили, что он восходящая величина в Парламенте, с драматургом Robert de Flers, журналистом «Herbette»; у него же встретился я со стариком Крюппи и его женой. Летом 1915 года они проезжали через Ниш, где я с ними познакомился. Он был когда-то короткое время министром иностранных дел, а теперь – членом Парламента, с которым до известной степени считались. В Сербию он попал, совершая путешествие по Балканам и в Россию в качестве представителя газеты «Matin». Жена его была очень умная и культурная женщина, интересовавшаяся музыкой и искусством. Они выехали в Россию из Ниша одновременно с моей женой, которая оказала им в пути всевозможное содействие, так что Крюппи со своей стороны были очень любезны со мной в Париже.

Между другими лицами, с которыми я познакомился у Севастопуло, была некая г-жа Шимкевич, русская еврейка, в детстве выехавшая из Москвы в Париж, где она вышла замуж за сына известного художника Carolus Duran [Каролюс-Дюрана]. Муж ее бросил, увлекшись какой-то негритянкой. Молодая женщина покушалась на самоубийство, но потом в ней приняли участие те же Крюппи. Она отошла, устроила свою жизнь, завязав сношения в кругах политических и журнальных. Так как она была недурна собой и остроумна, то ей удалось иметь у себя нечто вроде салона, куда запросто приходил Бриан и другие деятели. Знала она, кажется, положительно всех.