Выступая против этой точки зрения, Кант указывает, что теория Шульца схожа с теорией Джозефа Пристли; что Мартин Элерс, профессор в Киле, недавно выступал за аналогичную позицию; и что она стала распространенной среди британских проповедников. Он мог бы упомянуть также Фридриха Великого, который говорил:

Меня никогда не разубедят, что независимо от того, сколько шума человек производит в мире, он лишь бесконечно крошечное существо, незаметный атом по отношению ко Вселенной. Орудия невидимой руки, мы движемся, не ведая, что творим; государственные деятели и воины – не более чем марионетки в руках провидения, которое направляет мир по своей воле[1003].

Меня никогда не разубедят, что независимо от того, сколько шума человек производит в мире, он лишь бесконечно крошечное существо, незаметный атом по отношению ко Вселенной. Орудия невидимой руки, мы движемся, не ведая, что творим; государственные деятели и воины – не более чем марионетки в руках провидения, которое направляет мир по своей воле[1003].

Кант возражает против фатализма, присущего позиции Шульца, пользуясь аналогией Фридриха и утверждая, что эта позиция «превращает всякое человеческое поведение в одну лишь игру марионеток» и полностью уничтожает понятие морального обязательства (Verbindlichkeit). Но

…«долженствование» или императив, который отличает практический закон от закона природы, ставит нас, даже в идее, целиком за пределы естественной цепи [явлений], причем этот императив, если нашу волю считать свободной, невозможен и бессмыслен, и что в таком случае нам остается только ждать и созерцать, какие решения пробудит в нас Бог через естественные причины, а то, что мы сами как действующие причины можем и должны делать, во внимание не принимается.[1004]

…«долженствование» или императив, который отличает практический закон от закона природы, ставит нас, даже в идее, целиком за пределы естественной цепи [явлений], причем этот императив, если нашу волю считать свободной, невозможен и бессмыслен, и что в таком случае нам остается только ждать и созерцать, какие решения пробудит в нас Бог через естественные причины, а то, что мы сами как действующие причины можем и должны делать, во внимание не принимается.[1004]

Даже самый упрямый скептик или решительный фаталист должен вести себя так, «как если бы он был свободен». Ведь всякий, кто хочет следовать «праведному поведению в соответствии с вечными законами долга», а не быть «игрушкой своих инстинктов и склонностей», должен это предполагать[1005]. Это справедливо и для Фридриха.