Подходишь к дому, и все провозглашает философа. Дом несколько старинный, расположен на хотя и проходной, но не сильно проезжей улице. Задняя часть граничит с садами и рвом, окружающим замок, а также с пристройками многовекового замка с его башнями, тюрьмами и совами. Весной и летом в окрестностях весьма романтично. Беда лишь в том, что он не получал от этого настоящего удовольствия, а лишь видел все это. Входишь в дом, и встречаешь тишину и покой. Если бы не открытая кухня с запахами еды, лаем собаки или мяуканьем кошки, любимцев его поварихи – она исполняет для них, как он выразился, целую проповедь, – можно было бы подумать, что дом необитаем. Если поднимешься по лестнице, то по правую руку столкнешься со слугой, который накрывает на стол. Но если пройти налево через очень простую, ничем не украшенную и слегка прокуренную пристройку, то попадешь в большую комнату, это лучшая комната, хотя и не роскошная. (В отношении нее верно то, что Непот сказал о чердаках: изящный, не вызывающий). Там стоял диван, несколько стульев, обитых льняной тканью, стеклянный шкаф-витрина с фарфором, секретер, где хранились серебряная посуда и наличные деньги, и термометр. Это была вся мебель, что стояла вдоль белых стен. Так можно было зайти через очень простую, даже бедную на вид дверь, в такой же нищий Сан-Суси, где вас встречало радостное «войдите», стоило только постучать. (Как билось мое сердце, когда это случилось впервые!) Вся комната лучилась простотой и тихим уединением от шума города и мира. Два простых стола, простой диван, несколько стульев, включая рабочее место, и комод, оставлявший достаточно места в середине комнаты, чтобы добраться до барометра и термометра, о показаниях которых Кант усердно справлялся. Здесь и сидел мыслитель в своем деревянном полукруглом кресле, словно на треноге.[1020]

Мебель Канта, с общих слов, была простой и недорогой, – он был принципиально против роскоши. В этом он заметно отличался от некоторых своих друзей, и прежде всего от Гиппеля, жившего в настоящем дворце, с тщательно выбранной ценной мебелью и произведениями искусства. Канту такое показушничество казалось безвкусным. Краус однажды отбивался от нападок, что у него в квартире нет нормальной мебели, сославшись на Канта, который «только что довольно нелестно отзывался о людях, покупающих слишком много вещей для своего дома»[1021]. Единственной картиной в доме Канта был портрет Руссо, висевший над его письменным столом[1022]. Временами стены его кабинета были настолько закопченными от дыма его трубки, печки и свечей, «что можно было писать пальцем на стене»[1023]. Так однажды и сделал Шеффнер, пока слушал разговор Гиппеля и Канта, после чего последний спросил его, почему он желает уничтожить древнюю патину и разве не лучше ли такие естественные обои, чем покупные[1024].