Такой по большей части была жизнь, вполне типичная для кёнигсбергского профессора, а также всех остальных профессоров в Германии. Единственное, что, возможно, было нетипичным в жизни Канта, – это огромная роль общения с друзьями. Кант был очень общительным и социальным человеком – вовсе не такой одинокой, изолированной и несколько комичной фигурой, которую многие привыкли в нем видеть. Диалог был для него важнее, чем готовы сейчас признать многие. Его критическая философия является выражением этой формы жизни, и она имеет смысл прежде всего в этом контексте. Кант «сокрушил» или намеревался сокрушить своей «Критикой» монстров, препятствовавших этой жизни. Она была рождена в диалоге, и большая роль в ней «диалектики» ясно об этом свидетельствует. Таким образом, на нее можно даже смотреть как на попытку показать, почему различные позиции в разговоре не следует догматически рассматривать как представляющие единственную истину и почему все участники в беседе человечества должны иметь равное право на высказывание.

Хотя Кант и жил теперь в новом доме, он продолжал читать лекции по двенадцать часов в неделю (четыре часа публичных лекций, то есть либо логики, либо метафизики, и восемь часов частных)[1033]. Лекции становились все большей обузой. Один из студентов описал его лекционный стиль в восьмидесятые годы следующим образом:

Лекции он читал просто и бесстрастно. Физическую географию и антропологию он вел поживее. География имела более широкую привлекательность, и в ней хорошо проявлялся его талант рассказчика. Антропология выигрывала от его наблюдений за мельчайшими подробностями, почерпнутыми либо из собственного опыта, либо из книг – особенно лучших английских романистов. Никто никогда не уходил с этих его лекций, не узнав чего-либо или не проведя приятно время. То же самое можно сказать и о тех, кто был способен понять его лекции по логике и метафизике. Но Кант, по всей видимости, хотел, чтобы большая часть его учеников, сколь бы трудолюбивыми они ни были, проявляли больше интереса к этому предмету. Нельзя отрицать, что стиль его чтения терял уже в начале восьмидесятых. большую часть живости, так что иногда можно было подумать, что он сейчас заснет. Кто-то укрепился в этом мнении, наблюдая, как иногда он внезапно спохватывался и собирался со своими явно истощенными силами. И все же он не пропустил ни единого часа[1034].

Лекции он читал просто и бесстрастно. Физическую географию и антропологию он вел поживее. География имела более широкую привлекательность, и в ней хорошо проявлялся его талант рассказчика. Антропология выигрывала от его наблюдений за мельчайшими подробностями, почерпнутыми либо из собственного опыта, либо из книг – особенно лучших английских романистов. Никто никогда не уходил с этих его лекций, не узнав чего-либо или не проведя приятно время. То же самое можно сказать и о тех, кто был способен понять его лекции по логике и метафизике. Но Кант, по всей видимости, хотел, чтобы большая часть его учеников, сколь бы трудолюбивыми они ни были, проявляли больше интереса к этому предмету. Нельзя отрицать, что стиль его чтения терял уже в начале восьмидесятых. большую часть живости, так что иногда можно было подумать, что он сейчас заснет. Кто-то укрепился в этом мнении, наблюдая, как иногда он внезапно спохватывался и собирался со своими явно истощенными силами. И все же он не пропустил ни единого часа[1034].