Брежнев и Андропов были едины в том, что лучший метод, вызывавший меньше всего шума, – лишение гражданства. Уже 15 апреля 1968 г. они выступили за то, чтобы лишить гражданства правозащитников Илью Габая и Анатолия Марченко1911. Но, вероятно, не нашлось повода для выдворения обоих или страны, которая могла бы их принять, поэтому они и продолжали по-прежнему находиться в поле зрения Андропова. Приходилось в секретных переговорах с другими государствами выяснять их готовность принять отщепенцев, что было затруднительно, процесс шел медленно. Политбюро также использовало момент, если персоны нон грата уже находились за границей, как это произошло в 1975 г. с Владимиром Максимовым, а в 1981 г. с Львом Копелевым1912.

Операции следовало осуществлять не только без огласки, но и целенаправленно и точно. По данным Млечина, Брежнев лично позаботился о том, чтобы Жорес Медведев, в 1970 г. принудительно помещенный в психиатрическую больницу, снова оказался на свободе. Сотрудник генсека Бовин указал ему на «ошибку». Брежнев осведомился у Андропова, не он ли распорядился о водворении Медведева в больницу. Тот оспаривал эту информацию и утверждал, что «переусердствовали» на местах1913.

В заметке, адресованной Брежневу, Александров-Агентов характеризовал разрушение бульдозерами несанкционированной выставки абстрактного искусства под открытым небом в Черемушкинском районе Москвы как «глупость и дилетантство». Эта акция вызвала много ненужного шума. Только она и одарила «абстракционистов» международным вниманием, которого те желали. Если бы художникам предоставили комнату для выставки, сопроводили выставку несколькими статьями о бессмысленных произведениях искусства и дали общественности возможность самой составить представление о них, все решилось бы само собой. В результате же привлечения милиции, использования бульдозеров и брандспойтов Моссовет настроил против СССР не только «буржуазную» печать, но и западные коммунистические партии1914. Эти два отдельных случая очень хорошо иллюстрируют, что директива высших инстанций требовала по возможности избегать какого бы то ни было шума и всякого рода внимания, чтобы не наносить ущерба авторитету Советского Союза за границей.

Как представляется, внешнеполитическая оценка их борьбы против инакомыслящих была для Андропова и Брежнева важнее внутриполитической угрозы со стороны диссидентов. При взгляде извне права человека и свобода печати воспринимались только в качестве инструментов и части стратегии, цель которой состояла в том, чтобы дискредитировать Советский Союз. КГБ, настаивая на своем новом имидже, в большей степени делал ставку на профилактику, чем на репрессии, и использовал индивидуально приспособленный, на его взгляд, инструментарий. Именно поэтому органы госбезопасности и партия были убеждены в том, что протесты на Западе были преувеличены и служили только цели антисоветской пропаганды. Когда А. Д. Сахаров в 1972 г. обратился к министру здравоохранения СССР Б. В. Петровскому с протестом против принудительного лечения правозащитников Владимира Борисова и Виктора Файнберга, председатель КГБ действительно начал расследование, но пришел к выводу, что с обоими обращались надлежащим образом1915. Кампанию на Западе КГБ объявил чисто антисоветской акцией1916.