Светлый фон

Тем не менее согласие на ссылку Сахарова далось Брежневу нелегко. Хотя КГБ арестовал Сахарова утром 22 января 1980 г. и в тот же вечер с женой отправил в Горький, Брежнев все еще не мог решиться на подписание документа о его выдворении1970. Казалось, еще 23 января он спорил сам с собой, написав в своей записной книжке: «Переговорил по телефону с Черненко – о Сахарове. Переговорил с Сусловым М. А. – тоже о Сахарове, что сделать. Дал задание Загладину и Жукову [своим сотрудникам], встретиться с Шабан-Дельмасом [советником Помпиду] и разъяснить проделки Сахарова. Разговаривал с Андроповым – и о Сахарове»1971.

На то, что это решение не очень-то радовало Брежнева, в своих мемуарах намекает и первый секретарь ЦК Компартии Казахстана Д. Кунаев. Как утверждает руководитель казахстанской республиканской партийной организации, на одном приеме он без обиняков высказал Косыгину свое возмущение этой «невероятной глупостью». Глава правительства переадресовал его к Генеральному секретарю. Брежнев долго молчал, а потом, избегая взгляда Кунаева, ответил: «Ну, а что делать? Андропов говорит, что они мутят воду. Вредят. Народ будоражат»1972.

Эти слова не подтверждены и, тем не менее, они сравнительно хорошо отражают нерешительную и, пожалуй, противоречивую позицию советского лидера по отношению к инакомыслящим. Так как тема была ему не по сердцу, он передал ее Андропову. Поскольку его стиль заключался скорее в том, чтобы дружески уговаривать и давать им отеческие советы, меры репрессивного характера оказывались руководителю страны явно не по нутру. Насилие не вписывалось в его представление о себе как о человеке, воплощающем заботу. Одновременно генсек ценил Андропова как умного человека, чьей лояльностью не хотел рисковать из-за слишком явных возражений и вмешательства в сферу его деятельности. В конце концов, решающее значение для советского лидера имел имидж СССР в мире. Похоже, Брежнев не мог перенести того, что человек, многократно удостоенный звания Герой Социалистического Труда, помогал «империалистическому врагу» порочить Советский Союз. Свидетельством тому, насколько генсек боролся с собой, являются его беседы о деле Сахарова, когда тот уже давно находился в Горьком.

Правда, страх перед ущербом имиджу за границей ставился под сомнение благодаря умеренным высказываниям западных политиков. Вопрос о том, действительно ли представители западной элиты занимали такую позицию или только усердствовали в дипломатической вежливости, остается без ответа. Во всяком случае, председатель Национального собрания Франции Шабан-Дельмас сообщил 23 января Загладину, которого делегировал Брежнев, что после высылки Сахарова он, к сожалению, должен уехать из Москвы, так как западные СМИ не поймут никакой другой позиции. Но он все равно уже закончил все рабочие встречи, так что лишился только туристической части своей поездки. По словам Загладина, к его объяснению причин высылки Сахарова из Москвы Шабан-Дельмас отнесся с полным пониманием, сочтя, что они звучат трезво и человечно1973. Похожим образом годом раньше сенатор-демократ из США Джо Байден заверил Загладина, что отдельные судьбы диссидентов интересуют демократов меньше, чем возможность показать своим избирателям, что они выступают за права человека. Загладин так интерпретировал сказанное: «Иными словами, мои собеседники признали, что речь идет лишь о своего рода второразрядном театре, что судьба большой части так называемых диссидентов не интересует их никоим образом»1974. Такими высказываниями западные политики укрепляли Брежнева в предположении, что, если заходит речь о «правах человека», имеется в виду не моральная проблема, а клеветническая кампания против Советского Союза.