Последний телефонный разговор
Брежнев уехал в Крым, где с 13 по 15 августа обсуждал с членами Политбюро и Кадаром ситуацию в ЧССР и провел последний большой телефонный разговор с Дубчеком2136. Вечером 13 августа Брежнев разговаривал с Дубчеком 80 минут и всеми силами использовал образ чуткого товарища, который увещеваниями, предостерегающим отеческим тоном последний раз пытался вернуть на путь истинный своего оступившегося протеже: «Весь смысл нашей беседы в том и состоит, чтобы помочь тебе выполнить эти обязательства [данные в Чиерне]»2137. Генсек не оставил никакого сомнения в том, что речь шла не о беседе двух государственных деятелей, а о личном разговоре. Категории вроде суверенитета, независимости и нерушимости границ не имели значения; важны были только доверие визави, борьба за общее дело и соблюдение честного слова. В соответствии с этим он последовательно обращался к Дубчеку на «ты» и называл его почти исключительно уменьшительным именем «Саша», русским производным от «Александр»2138, в то время как Дубчек предпочитал официальное обращение «Вы», «товарищ Брежнев» или вежливое «Леонид Ильич».
Всем стилем ведения беседы Брежнев пытался создать впечатление, что он и Дубчек образуют сообщество, основанное на преданности одним и тем же идеалам. В то время как он, Брежнев, всегда был на его стороне и сейчас он последний в Политбюро, кто еще верит в него, ему, Дубчеку, надо теперь доказать, что Москва может ему доверять: «И все, что вы нам обещали, мы принимали за чистую монету, и как друзья мы вам во всем поверили. Лично я, Саша, никак не понимаю, почему и зачем ты откладываешь решение этих вопросов до нового, внеочередного пленума. Мы считаем, что сегодня на этом Президиуме можно решить кадровые вопросы и, уж поверь мне, можно решить без больших потерь… Это последний шанс спасти дело без больших издержек, без больших потерь»2139. Дубчек же вел себя уклончиво и формально указывал на то, что решать может только пленум, Брежнев модулировал свою речь между пониманием и угрозой: «Саша, я понимаю, что ты нервничаешь, я понимаю, что очень сложная для тебя ситуация. Но ты пойми, что я говорю с тобой как с другом, я хочу тебе только добра»2140.
Подобно тому как Брежнев проводил в этой беседе различие между собой и членами Политбюро, чтобы подчеркнуть свое великодушие, он потребовал и от Дубчека больше не прятаться за пленум, а лично высказаться. «Брежнев: Ну хорошо, Саша, тогда разреши тебе откровенно и прямо задать еще один вопрос. Лично ты стоишь на позициях выполнения обязательств, которые вы взяли в Чиерне-над-Тисой или нет?»2141. В итоге Брежнев поставил вопрос о доверии: «Прошу тебя понять, что, если вы не выполните все, о чем мы договорились… нашему доверию конец. Ведь весь смысл нашей встречи в Чиерне-над-Тисой состоит в огромном доверии. Ведь все наши решения приняты на огромном доверии, и именно это обязывает нас самым добросовестным образом выполнить все, о чем мы договорились»2142. Но бреженевский подход был бесполезным: доверительный тон, уровень разговора товарища с товарищем, был для Дубчека неприемлем. Он настаивал на отношении к себе как к представителю суверенного государства и – что для Брежнева было еще важнее – заявил, что все эти проблемы больше не в его компетенции: «Я неслучайно Вам сказал, что новый пленум изберет нового секретаря. Я думаю уйти с этой работы»2143. Для советского лидера это было неслыханно: Президиум больше не хотел контролировать пленум ЦК, и партия в целом поставила под сомнение свою роль. Дубчек невозмутимо заявил: «Обстановка изменилась. И этот вопрос нужно уже рассматривать по-другому. И его решение от нас уже не зависит». Брежнев: «Саша, разреши задать тебе вопрос: что же тогда зависит от вашего Президиума ЦК?.. Я только констатирую, что у вас Президиум ЦК не руководит, и нам очень жаль, что мы этого не знали на совещании в Чиерне-над-Тисой… Получается, что наш разговор был несерьезным»2144.