Брежневу пришлось вернуться к старой стратегии – удалять кадры только в том случае, если это было возможно без сопротивления. Поэтому он приказал привезти в Москву для переговоров Александра Дубчека и других пятерых ведущих коммунистов-реформаторов, которых он до этого держал под арестом на Украине2158. Для Брежнева это был контрастный душ эмоций: на него смотрели члены Политбюро, группа пяти и весь мир. Генсеку приходилось доказывать, что он как государственный деятель и политик, занимавшийся международными делами, был способен найти выход в этой запутанной ситуации, и одновременно он чувствовал лично себя преданным Дубчеком. Зденек Млынарж рассказывает: «Брежнев был искренне возмущен тем, что Дубчек не оправдал его доверия, не согласовал с Кремлем каждый свой шаг. “Я тебе верил, я тебя защищал перед другими, – упрекал он Дубчека. – Я говорил, что наш Саша все-таки хороший товарищ. А ты нас всех так подвел!”. Он говорил, заикаясь, со слезами в голосе, он выглядел обиженным племенным вождем, который считает само собой разумеющимся и единственно правильным, что его положение главы племени покоится на безоговорочном подчинении и послушании, что только его мнение и только его воля – последняя инстанция, ибо только он печется о благе всех»2159.

Чехословацкая сторона была не менее возмущена похищением своих представителей и военным вмешательством. Дубчек не упустил возможности выразить свое пренебрежение: «Все взгляды устремились на Дубчека, который обратился к Брежневу, не называя его по имени. Каждый ждал, что тот скажет ему. Дубчек откашлялся и сказал по-словацки: “Товарищ Биляк, спроси их, чего, собственно, они хотят”. Дубчек владел русским по меньшей мере так же хорошо, как своим родным языком. Я мгновение помедлил и повторил его ответ по-русски. Брежнев глубоко вздохнул, но тихим голосом повторил слово в слово. Я посмотрел на Дубчека: “Ты понял или перевести на словацкий?”»2160 В высшей степени напряженные переговоры тянулись с 23 по 26 августа и в итоге забуксовали, так как каждая сторона отвергала проект текста другой стороны как неприемлемый «ультиматум»2161. В то время как Пономарев угрожал чехам: «Если вы не подпишите сейчас, сделаете это через неделю. Если не через неделю, то через две, а если не через две, то через месяц»2162, Брежнев осознавал, что решение необходимо принимать быстро.

Он снова прибег к испытанному инструменту – образованию редакционной комиссии. Если стороны не могут договориться о проекте текста, то будут писать текст вместе. Обе стороны собираются и согласно испытанному способу проходят текст пункт за пунктом2163. С помощью этого способа Брежнев достиг своей цели как по отношению к другим членам Политбюро, так и по отношению к группе пяти, также находившейся в Москве. Во время переговоров она не заявляла о себе, но большей частью требовала насильственного назначения революционного правительства или по меньшей мере немедленной отставки Дубчека2164. Расчет Брежнева на то, что представители Чехословакии выскажутся в пользу консенсуса и подпишут протокол, оправдался, ведь под конец все, кроме Франтишека Кригеля, отвергли идею отказа от подписи. Вот что рассказывает об этом Млынарж: «Они поняли, что отказ от подписи решит их личную проблему, но не политическую проблему страны, что на их плечах лежит бремя, которое они не могут просто сбросить»2165.