Собрание начинается со смеха: «Глухой шум голосов и чей-то визгливый женский смех в самом последнем ряду» [6, 254]. Дальнейшие события, связанные с приемом в партию Кондрата Майданникова занимают полторы страницы книжного текста (в двух главах всего – 34), причем Шолохов ведет повествование достаточно скупо: «Много лестных слов выслушал о себе бледный от волнения Кондрат» [6, 255]. Но здесь Шолохов вводит в ход повествования деда Щукаря. По первому впечатлению – это явление дурака, шута на празднике, но всмотримся подробнее во все, что говорит и делает Щукарь.
Он появляется в относительно переряженном виде – «сверкая одним глазом – другой был завязан красным, давно не стиранным платком» [6, 256]. После начальных слов старика, дающего «отлуп» Кондрату в партию, – «по школе прокатился гулкий смех» [6, 256]. На это возмущенно реагирует Давыдов: «Лицо Давыдова было хмуро, голос звучал негодующе, когда он заговорил:
– Здесь, товарищи, не веселый спектакль, а партийное собрание, факт! Кому угодно веселиться, пусть идут на посиделки. Вы будете говорить по существу вопроса, дедушка, или вам желательно балагурить (выделено нами –
Правда, это замечание не мешает Разметнову не просто смеяться, но «давиться от смеха», на что он сразу получает отповедь Шукаря, которая разрастается в нечто большее, чем реплика по поводу:
– «И чего ты смеешься, белоглазый? Пуговицу, что ли, на полу нашел… А ежели тебе не понятно, почему Кондрат неудостоенный для партии, я тебе категорически поясню, и тогда ты перестанешь ухмыляться, как мерин – на овес глядючи… Другим вы мастера указывать, а сами какие? Ты председатель сельсовета, важная личность, с тебя и старые и малые должны придмер брать, а как ты ведешь себя? Дуешься на собрании от дурацкого смеха и синеешь, как индюк! Какой ты председатель и какой может быть смех, ежели тут Кондратова судьба на весах качается? Вот и возьми себе в голову: кто из нас сурьезнее, ты или я? Жалко, парень, что Макарушка мне запрет сделал вставлять в разговор разные иностранные слова, какие я у него в словаре наизусть выучил, а то бы я так покрыл тебя этими словами, что ты и вовек не разобрался бы, что и к чему я говорю! А против Кондрата в партии я потому, что он мелкий собственник и больше вы из него ничего не выжмете…» [6, 257]
Здесь, как в классической шутовской инвективе, переплетены серьезные и смехотворные упреки, есть сниженные сравнения, обращения на грани оскорбления, обещание выбранить совсем невиданными словами. Шутовство Щукаря совершается как пародирование официального протокола, происходит резкое снижение догматической праздничности и серьезности, поэтому в своей массе казаки благожелательно принимают речения Щукаря. (Надо сказать, что типично ярмарочные, балаганные сравнения присущи всем выступлениям старика на собрании: «змеиный шип», «как лютый змей из преисподней», «как ужака в погреб» и т.д.). Да и Давыдов вскоре «левой рукой заслонял лицо газетой, а правой вытирал слезы. Он не мог от смеха слова сказать…» [6, 259]