Вслед за бойней в 5-м ОЛПе произошел бунт в 19-й и 20-й секретных тюрьмах: заключенные стали забрасывать тюремную охрану кирпичами из разрушенных дымоходов. Трое охранников были убиты, пятнадцать заключенных застрелены. Трое пожарных, отличившихся жестокостью во время «монгольского» штурма, были найдены обезглавленными в своих казармах! Москва немедленно распорядилась заменить войска и пожарные команды. Порядок был восстановлен.
В феврале со мной произошла отвратительная история, которая едва не обошлась мне слишком дорого. Двое саночников привезли несколько охапок дров для отопления Дома младенца. Женщина, которой была поручена эта работа, не смогла быстро разжечь влажные дрова и решила взять поленья из кухни, но этому воспротивилась кухарка. Тогда уборщица обратилась ко мне с просьбой, чтобы я попросила кухарку дать ей дрова для обогрева детей. Ничего не говоря, я взяла несколько поленьев, но, когда уборщица уже готова была их забрать, кухарка вновь стала этому сопротивляться. Тогда, потеряв терпение, я шлепнула ее по заднице. Она в ярости повернулась ко мне и завопила: «Грязная жидовка! Фашистская морда! Жаль, что тебя не растерзали немцы!»
Тут уже меня охватило бешенство. Подняв лежавший у моих ног топор, я произнесла:
– Повторишь такое еще раз – и в последний раз увидишь мою фашистскую морду!
Кухарка в испуге стала звать на помощь охранника. Одна кормящая мамочка при виде приближающегося охранника вырвала у меня из рук топор и спрятала его. Таким образом, мой неприятель не поверил кухарке на слово, поскольку не видел топор и не присутствовал при этой сцене. Доктор Шабельская и другие женщины опровергли слова кухарки. Охранник, не зная, как поступить, отвел меня в лагерное управление. Вечером вызывали свидетелей, но все они дали показания в мою пользу. Тем не менее начальник лагерной администрации распорядился лишить меня работы.
17 февраля меня снова вернули в лагерь. Я думала только об одном: как избежать возвращения в сельхоз № 3. Я пошла к начальнику лагеря и рассказала свою историю. На это он ответил:
– Вы прекрасно знаете, что у меня нет никаких полномочий заставить доктора Иванову изменить свое решение.
– Да, я это знаю. Тогда, гражданин начальник, определите меня в какую-нибудь бригаду – я не хочу возвращаться в третий сельхоз!
– Хорошо. Позовите ко мне начальника учетно-распределительного отдела.
Так меня зачислили в 3-ю бригаду.
В очередной раз я стала выполнять работу заключенных. Я должна была заниматься добычей торфа при тридцативосьмиградусном морозе. В моей бригаде работали сорок человек. Бригадирша не работала, равно как и две другие ее солагерницы, которым было поручено поддерживать огонь, чтобы согревать ее; не работала и «жена» этой бригадирши. Несмотря на свои гомосексуальные наклонности, бригадирша была славной девахой. Придя на участок, я подошла к ней и сказала: