Его страстные отношения с Жаком де Башером, имевшим кличку Распутин среди завсегдатаев «Паласа», другом Карла Лагерфельда, заполняли умы любителей парижской ночной жизни. «У него была фантазия аристократического всадника. Жак любил культивировать свое происхожение, представлять себя немного „провинциальным помещиком“, — говорила Палома. — Люди немало фантазировали на его счет». «Я думаю, что он был снобом и дураком, но его поведение было полно добротного декаданса, — едко добавляла Лулу. — Он был одержим Ивом. Он появился тогда, когда жизнь Ива трещала по швам. Он предавался фантазиям и сам их провоцировал. Мы все развлекались, это были не очень порочные развлечения. Ив был умнее. Де Башер зашел слишком далеко. Все это стало опасным, Карл и Пьер сидели посередине, не зная, что делать…»

5 марта 1983 года, на пятилетие «Паласа», Роксана Лоуит[746], «подруга божественных» (Карл Лагерфельд), фотографировала двух старых приятелей, Ива и Карла, которые, видимо, все еще были друзьями. Никто больше не увидит их вместе. С этого момента их будет связывать только профессиональное соперничество. Карл Лагерфельд стал художественным руководителем модного дома Chanel. «Долгое время Ив был номером 1, а Карл — номером 2; его агрессия проявилась как раз в это время. Проблема в том, что он так и не стал номером 1. Авторитет Ива был неоспорим» (Палома Пикассо). Теперь Карл Лагерфельд работал над тем, чтобы придать модному Дому Chanel на улице Камбон современный вид. Именно в это время Ив стал кутюрье-тайной: «Именно эти призраки защищают меня от внешнего мира. Они со мной в отдельном мире, который я придумал себе с детства. С возрастом воображение, как река, несет всю живопись, литературу, скульптуру, музыку, что я ношу в себе, и они воплощаются в моих коллекциях».

Его семья — это модный Дом. Он находил там убежище, даже если иногда играл этим. «Когда он видит, что все волнуются за него, то еще больше капризничает, чтобы его оставили в покое. У него невероятная выносливость, но он так заигрался в эту игру, что разрушил себя», — говорил один близкий свидетель жизни. «Его тело ему изменило». Большие очки замаскировали лицо, на котором время оставило свои следы: широкий нос, еще более горизонтальный рот, опухшие от алкоголя черты. Он искал образы, фетиши — пальто, купленное в 1970-х в Трувиле; шарф как у студента, сбежавшего от скучных гостей. «Почему он так редко представляет себя молодым?» — спрашивал себя его друг Франсуа-Мари Банье в альбоме «Браво, Ив». «Неужели он забывает, что способен в один момент запрыгнуть в свой темно-синий „фольксваген“ и размазать агента полиции по мокрому асфальту?!»