Во время этого разговора, когда, признаться, меня брало полнейшее сомнение в успехе предположенного ходатайства о переводе, подходит казачий урядник, ординарец, и спрашивает:

– Где здесь Дагестанского полка поручик Зиссерман?

– А что тебе нужно? – говорю. – Я поручик Зиссерман.

– Так пожалуйте к начальнику отряда барону Вангелю.

Мы с Толстовым только вопросительно взглянули друг на друга, недоумевая, зачем меня требуют, и боясь даже высказать невольно радостную догадку о возможности быть взятым в штаб.

Я поспешил привесить шашку, оправиться и пошел к штабным палаткам. Смотрю: барон Врангель ходит взад-вперед у своей ставки. Я подошел и явился по принятой форме.

– А, здравствуйте. Я посылал за вами, чтобы сделать вам предложение. Отряд скоро будет распущен, батальоны ваши уйдут в Дагестан – не желаете ли остаться здесь, при моем штабе?

Мое волнение, моя радость были так сильны, что я сумел только поклониться…

Сейчас же было послано письменное приказание Б-скому о моем откомандировании и назначении офицера для принятия от меня роты.

– А что, – воскликнул Антон Иванович, – не говорил я, что так будет, не предчувствовал я, что нам не дадут с вами долго послужить? Вот так всегда меня преследовала судьба: как только попадет ко мне в батальон хороший офицер, тотчас его в полковой штаб или куда-нибудь в адъютанты!

– Очень вам благодарен и за преувеличенное доброе мнение, и за расположение, но я так рад, что готов, кажется, вприсядку пуститься. Желаю вам всего лучшего в Дагестане, желаю вам самых лучших ротных командиров. Даст Бог, еще увидимся.

Спасибо Б-скому: и поздравил он меня, и пожеланий всяких, и предсказаний блестящей будущности не поскупился он высказать самым искренним образом. Затем тотчас назначил офицера принять от меня роту, приказав ему ограничиться самым наружным, форменным приемом. «Я беру на себя ответственность, если бы чего-нибудь не доставало», – прибавил он.

На другое же утро я перебрался в отрядный штаб, где был самым дружеским образом встречен и старым знакомым адъютантом барона Врангеля Зозулевским, и другими штабными. Сейчас же началась другая служба, другие отношения, другие впечатления и взгляды на дело.

Одной из первых моих просьб к новому моему снисходительно-добрейшему начальнику была просьба о переводе в один из полков левого фланга Толстова, историю коего я рассказал вкратце. Барон приказал мне вытребовать его и представить ему на смотр, что я, само собой, тотчас и исполнил.

Толстов явился молодцом, вполне походным солдатом, бойко ответил на все вопросы, стоял и поворачивался по уставу. Когда он ушел, барон приказал мне передать дивизионному адъютанту, чтобы отдал приказ по дивизии о переводе Толстова в Кабардинский полк. О его восторге распространяться нечего.