Хороший эксперимент чужими руками не сделаешь, говорил Капица (исключение – открытие эффекта Вавилова-Черенкова).
Эксперимент по тонкослойной изоляции начинал Абрам Федорович. Но думать о нем день и ночь не мог – в это время шла реорганизация институтов.
Это был тот случай, когда «громадный организационный талант не дал ему полностью реализовать блестящие теоретические и экспериментальные способности». Такую характеристику я прочел об одном своем сотруднике, который защищал диссертацию, не отрываясь от большой организационной работы. Все по старой памяти ожидали от него бóльшего (в юности он был впереди всех друзей, успевших стать научными начальниками).
Те, кому Иоффе поручил эксперимент, вызывали его полное доверие: Синельников, Курчатов, Кобеко.
Иоффе не стал отыгрываться на тех, кто его так подвел. Курчатов остался его любимым учеником. Кобеко преданно служил Физтеху, будучи заместителем Иоффе в Ленинграде в тяжелейшее блокадное время. И только с Ландау отношения стали напряженными. «Правда, сказанная злобно, лжи отъявленной подобна». Не очень хорошо выглядел и Синельников, который сделал вид, что он тут не при чем.
Кризис произошел у всех, участвовавших в работах по тонкослойной изоляции. Нужно было менять тематику. Курчатов написал книгу о сегнетоэлектриках и подарил ее Александрову «как предмет для опровержения», после чего переключился на атомную физику. Кобеко занялся диэлектриками и аморфными телами.
Б3. Академия Наук и ее сессия в марте 1936 года
Б3. Академия Наук и ее сессия в марте 1936 года
1929 год – год «великого перелома» – переход от успешного НЭПа к насильственной индустриализации и коллективизации сельского хозяйства в СССР. Разорение крестьянства, массовые восстания, голод, резкое ухудшение жизни городского населения. Уход Бухарина, Рыкова, Томского в знак протеста из Политбюро.
Этот же год стал годом «великого перемола» в АН СССР. Санкт-Петербургская Академия Наук, созданная как «высшее научное учреждение» Петром I в составе 15 членов (все немцы) таковым и являлась, так как науки тогда (и до конца XVIII – начала XIX веков) в России не существовало. Такое положение сохранялось до тех пор, пока в России не появились университеты. Науки в университетах в совокупности стало больше, чем в Академии, а профессора, в том числе провинциальные, нередко отказывались от избрания в Академию, так как зарплата их была не намного меньше, а уровень жизни выше, чем у академиков и переезжать в Петербург (обязательное условие для избранных) они не очень стремились. Скандалы, связанные с неизбранием Менделеева, Мечникова и Сеченова в академики, засилье «немецкой партии»[126] (многие, в том числе русские, стремились печатать свои труды по-немецки за границей[127]), опустило и так невысокий престиж Академии еще ниже.