5) И. М. Клейнер говорит, что постройка новых театров в Ленинграде показывает, что строительство обставлено ненормально. Театры Домов культуры не позволяют показать там больших и сложных постановок. А строители театра говорят: „Почему режиссеры не отозвались на эти проблемы?“ Нужно в лаборатории проработать вопрос о формах сцены»[884].
10 мая 1928 года возобновляет работу подсекция Автора (с осени всю первую половину академического года руководитель группы Новиков болел и заседания не проводились). Новиков рассказывает «О методах и принципах инсценировок», обсуждение доклада выявляет безусловный интерес собравшихся к теме[885].
Летом проходит первый шумный политический процесс («Шахтинское дело») – ищут внутренних «врагов народа», сначала – среди технических специалистов, спецов-вредителей. Вынесены смертные приговоры, их одобряет «народ» – многочисленные собрания на предприятиях и в учреждениях принимают резолюции, выражающие безусловную поддержку действиям партии.
Академия и ее Теасекция продолжают работать. На подсекции Истории летом слушают доклад А. П. Стацкевича «Арбатский театр. 1808–1812»[886], позже обсуждают разбор Е. Н. Коншиной драматургической композиции пушкинского «Бориса Годунова»; Ю. В. Соболев рассказывает о театральной провинции; Теоретическая подсекция совместно с группой ритмистов анализирует ритм в театре. Обсуждают труд В. Н. Всеволодского-Гернгросса «Русский театр»[887]. Бродский на группе Зрителя делает сообщение о зрителе в работах Баженова[888], Вигеля[889] и Жихарева[890] – зрителе, принадлежащем веку XIX. По-прежнему проходят заседания группы Иностранного театра (среди членов которой Б. И. Ярхо, Е. М. Закс, А. К. Дживелегов[891] и С. С. Игнатов) и группы театра Самодеятельного…
С (навязываемым) упрощением исследовательских задач энтузиазм исследователей ощутимо сникает, все чаще выступления посвящаются экзерсисам сугубо описательного, исторического плана. В эти месяцы организуются идеологические атаки на самую основу гуманитарных исследований – методологию, закрываются темы, запрещается изучение принципиально важных проблем.
В статье 1928 года критик констатирует: «…для значительной части <гуманитарной> интеллигенции переход на службу пролетариату означал необходимость зачеркнуть итоги предшествующей работы, переучиваться по-новому, заново обучаться неведомой прежде – марксистской – грамоте. Для советской страны оказались излишними древне-греческий и латинский языки в школах. Университетское обучение дисциплинам права и истории было решительно изменено. Марксизм начал свое победоносное наступление на социологические науки, в том числе и на лингвистику и теорию литературы. Квалифицированная гуманитарная интеллигенция почувствовала необходимость