Слом гуманитарного образования в школе и вузе, приведший к отсутствию реального исторического знания (в том числе забвению важнейших отечественных научных свершений начала прошлого века) и тем более какого-либо философского основания, не мог не сказаться на качестве научного поиска отечественного гуманитария. Мировоззренческая неотрефлектированная инфантильность взращенного в советской стране типа ученого с определенным способом профессионального поведения[1165] привела к тому, что сегодня театроведение, занявшись сугубо историческими исследованиями, избегает общественно-культурной проблематики.

Не стало и запроса на теорию театра, и эта пауза тянется по сегодняшний день. На протяжении длительного времени невозможно вспомнить театроведческих научных дискуссий общетеоретического порядка. Между тем терминология предмета по-прежнему несистемна, критерии оценок не всегда ясны, зачастую некорректна и их аргументация. И если исторические разыскания в последние двадцать лет идут успешно (хотя и осуществляются сравнительно малой группой театроведов), то исследования методологического характера и тем более размышления о философии театра, на наш взгляд, ныне (за редчайшим исключением) оставлены.

В общественное сознание внедрены (и в нем укоренились) расхожие фальшивые утверждения. Философы? Ну, это мертвые схоласты. Историки? При чем здесь они? Театр – это ведь про сейчас. Литературоведение? Все знают, что сцена – искусство самостоятельное, а оно занято всего лишь словами…

Театроведению недостает более тесных связей с наработками историков и филологов последних десятилетий. Не случайно сегодня в новейших исследованиях пишут о Шпете и Флоренском, Б. Ярхо и Выготском: начата реконструкция теоретического единства, замысленного в 1920‐е годы. Ср., например: «Шпетовская семиотика человекомерна <…> Объектом ее изучения является совокупность внутренне обусловленных знаков, которые воспроизводит и воспринимает человек в коммуникативном и творческом процессе»[1166]. Что может быть ближе этим положениям, чем искусство театра? Подхватить и продолжить идеи Волкова, Сахновского, Якобсона остается задачей театроведов.

Уже говорилось о девальвации слова, произошедшей на протяжении XX века и продолжающейся сегодня. Искусство невербальное – визуальное, пластическое, телесное – напротив, расширяло и расширяет свои возможности, рождая новые формы, заменяя слово жестом. Но мир, человеческое сообщество не может полноценно существовать и развиваться в пространстве безмолвия, а также фейков, постправды, смешения верха и низа, правды и лжи, неразличимости черного и белого, зла и добра. Слову предстоит отвоевывать свое предназначение, осуществляя задачи понимания человека человеком, настаивая на преемственности идей.