Вероятно, Пыпин пользовался какими-то записями, составляя для Ляцкого воспоминания, – настолько полно и точно передано им содержание речи Никитенко. Об этом можно судить по сохранившейся в архиве университета рецензии, датированной 13 апреля 1855 г. Этой рецензией Никитенко сопроводил официальное представление диссертации Ученому совету, и в ней, естественно, заключалась характеристика лишь положительных сторон работы. Нужно думать, Никитенко повторил эту характеристику на самом диспуте, прибавив к ним, по обязанности оппонента, критические замечания. В своем апрельском отзыве Никитенко писал, что диссертант «обладает даром твердого и строго логического мышления», что «ему известны все лучшие сочинения по его предмету»; «не со всеми положениями его можно согласиться; но нельзя не отдать справедливости уму и искусству, с какими он их поддерживает, имея всегда притом в виду очищать понятия об искусстве и литературе от всего туманно-умозрительного и утверждая их на указаниях опыта. Примеры, приводимые им, придуманы остроумно и верно. К этому надобно прибавить, что, несмотря на отвлеченность содержания своего рассуждения, он выражается везде ясно и точно – заслуга весьма важная, особенно у нас, где о подобных предметах писано еще так мало и где исследователи большею частию довольствуются плохими переложениями прочитанного ими в немецких книгах».[743]

Это была единственная положительная рецензия из всех, какие Чернышевскому вскоре пришлось читать в библиографических отделах многих журналов (исключая авторецензию). Конечно, университетский профессор давал закрытый отзыв, предназначенный для официального продвижения диссертации, а журнальные рецензенты включали разбор диссертации в систему определенных теоретических и литературных пристрастий. Но все же Никитенко, не разделяя предложенной концепции искусства, о чем он заявил в оппонентском выступлении, в целом охарактеризовал диссертацию Чернышевского как полезную теоретическую работу. Пройдет несколько лет, и Никитенко резко выскажется о деятельности Чернышевского в «Современнике». Эти несколько лет заключали в себе целую эпоху развития, которая идейно развела либерального профессора и его бывшего диссертанта.

В письме к родным, отосланном сразу же после диспута, Чернышевский замечал: «Никитенко возражал мне очень умно, другие, в том числе Плетнев, ректор, очень глупо. Впрочем, и Никитенко повторял только те сомнения, которые приведены и уже опровергнуты в моем сочиненьишке, которое, как ни плохо, все же основано на знакомстве с предметом, почти никому у нас не известным, потому и не может иметь серьезных противников, кроме разве двух-трех лиц, к числу которых не принадлежит ни один из людей, мне известных» (XIV, 299–300). В словах «возражал очень умно» можно видеть отзвук тонко построенной речи, не провоцировавшей резкие выпады против нетрадиционных убеждений автора диссертации. Ведь и Чернышевский, и Никитенко видели, что такой теоретической работе легко придать политический оттенок. Вероятно, это имел в виду Пыпин, когда писал в воспоминаниях: Никитенко «понимал, что сложный и трудный теоретический вопрос может допустить самые различные точки зрения, что самая многосторонность и противоречивость суждений может только служить более глубокому дальнейшему решению и в этом смысле (единственно правильном) он не имел против диссертации никаких возражений. Она была им принята (это было главное) <…>».[744] Исследование источников позволяет, таким образом, уточнить, сравнительно с существующими в современной биографической литературе характеристиками, позицию Никитенко по отношению к Чернышевскому в начале 1850-х годов.