В очередном письме от 21 сентября объяснил, что решение переменить тему он принял, «посоветовавшись кое с кем» (XIV, 242). Трудно установить, с кем именно; скорее всего, решение это самостоятельно – оно отвечало созревшему плану посвятить себя журналистике, которая пока продолжала в его занятиях оставаться на втором плане.

Новое прошение о допущении к магистерским экзаменам (по русской словесности) датировано 9 ноября. Спустя немногим более двух недель (в среду 25 ноября) состоялся первый экзамен – «из истории русской словесности и русского языка в филологическом и историческом отношениях». Ему были заданы три вопроса: «Состояние образования и литературы в России в век Александра I», «Историческое обозрение русских баснописцев», «История русского языка с XVII столетия». Никитенко «экзаменовал только для формы», «впрочем, – прибавлял Чернышевский, – я готовился и готовлюсь больше, нежели предполагал, и, вероятно, гораздо больше, нежели требовалось бы» (XIV, 252). Второй экзамен «из русской истории» (18 января 1854) прошел так же успешно и с теми же формальностями (см.: XIV, 255). Из протокола следует, что были получены вопросы «О Малороссии и присоединении ее к Руси». В тот же день сдан экзамен «из церковно-славянского языка и главных славянских наречий» по двум вопросам: «О древнейших памятниках церковно-славянского языка и их достоинствах», «О видоизменениях языка древнего славянского по наречиям, обозначив главные признаки их». Через месяц (25 февраля) – экзамен «из истории русского языка»: «Об успехах учебной обработки нашего синтаксиса, начиная от Ломоносова, и о состоянии этой отрасли знания в настоящее время» – это вторая часть основного экзамена по русской словесности. В марте Чернышевским написаны два контрольных сочинения: «О словопроизводстве в русском языке» и «Русские трагики: Сумароков, Княжнин и Озеров». На обоих отзыв экзаменатора: «Удовлетворительно. А. Никитенко».[736]

Дни экзаменов нередко откладывались и переносились, и длились они долго, отнимая самое дорогое – время. Неожиданные задержки возникли и на последнем этапе, связанном с защитой диссертации – иначе как «несносным» и «жалким» свое дело о магистерстве он не называл. В сентябре 1854 г. он уже был готов печатать диссертацию, назначение диспута ожидалось в ноябре (см.: XIV, 268), но Никитенко, по разным причинам откладывавший просмотр текста, только к концу сентября «наконец удосужился прочитать» (XIV, 269). В конце года и начале следующего профессор был «беспрестанно болен», и лишь в апреле 1855 г. можно было приступить к печатанию. «В результате оказалось, – писал Чернышевский, – что все были ко мне добры в высшей степени, а дело все-таки тянулось невыносимо долго» (XIV, 294–295).[737]