Врачи назначили Кропоткину еще одну операцию, но ждали, пока пройдут желудочные боли. Хотя он верил в профессионализм врача, но на всякий случай поручил Марии Гольдсмит заняться публикацией его рукописи по биологии. Хирургическое вмешательство было успешным, и в середине мая врач выписал Петра Алексеевича домой, под наблюдение женщины-фельдшера. Сначала он вообще не мог выходить из дома сам, и его на пару часов вывозили в кресле на колесах, чтобы подышать воздухом. «И вот я проводил каждый день по 3 часа на берегу моря, – сообщает он Марии Гольдсмит 23 июня. – Рана зажила, начал было ходить (доходя до 200–300 метров), но дней 10 тому назад рана снова открылась. Пришлось прекратить хождение и снова лечь в постель на несколько дней»; работать он не мог. «Я обратился, безусловно, в обтянутый кожею скелет с какими-то неясными намеками на мускулы. Сейчас все, кажется, опять налаживается. Рана опять затянулась, и к работе является охота»[1657].

Но улучшение здоровья продержалось недолго. Рана от операции никак не хотела заживать. В августе Петру Алексеевичу пришлось опять перейти на постельный режим и лечь на операционный стол, чтобы очистить рану. Кропоткин вынужден был много времени проводить в постели, работать же был почти не в состоянии. Лондонский хирург Уотсон Чейн (1852–1932) дал больному совет перетерпеть до марта 1916 года.

Несмотря на напасти, Кропоткин по-прежнему упрямо пытался защитить и распространить свою позицию по войне. Он лично разработал и разослал для обсуждения проект заявления о «мире»[1658], который лег в основу так называемого Манифеста 16. Эта декларация была выпущена 28 февраля 1916 года группой видных участников движения (в основном из государств, входивших в Антанту). Документ подписали, кроме самого Кропоткина, Черкезов, Жан Грав, голландец Христиан Корнелиссен и несколько анархистов из Франции, Бельгии и Японии.

Всю вину за возникновение войны авторы декларации возлагали исключительно на германский блок: «Мы глубоко убеждены, что немецкое нападение было угрозой – приведенной в исполнение – не только против наших освободительных надежд, но и против всей человеческой эволюции, – говорилось в заявлении. – Вот почему мы, анархисты, антимилитаристы, враги войны, горячие сторонники мира и братства народов, встали в ряды защиты и не сочли возможным отделить свою участь от участи всего остального населения». Они решительно отвергли любые мирные переговоры, так как «говорить в настоящий момент о мире – значит играть на руку немецкой министерской партии». «Вместе с теми, кто принимает участие в борьбе, мы считаем, что вопрос о мире не может стоять до тех пор, пока немецкое население не вернется к более здравым представлениям о справедливости и праве, пока не откажется быть орудием проектов господства пангерманской политики», – заявляли подписавшие декларацию, поддерживая официальную позицию государств Антанты[1659].