На этом этапе дискуссий (на которые Рузвельт пригласил, помимо Гопкинса, Хэлла и Уэллеса, а ряды англичан пополнили Бивербрук и Галифакс) Черчилль был в превосходной форме. За дни перехода через Атлантику он проиграл с группой своих помощников немало вариантов и теперь его красноречие покоилось на основательном знании предмета. С точки зрения английского премьера, если немцы стабилизируют советско-германский фронт, они постараются укрепить «крепость Европу». Возможна оккупация Испании и Португалии, а также выход на северо-африканские рубежи. Следовало подумать о реакции западных союзников на такое смещение центра внимания Берлина. Черчилль предложил свой вариант действий англо-американцев на этот случай. План назывался «Джимнаст» и он предполагал высадку десанта американских войск в Марокко, в районе Касабланки.

26 декабря Черчилль выступил перед объединенной сессией сената и палаты представителей конгресса США. «Я не могу заставить себя не размышлять о том, что, будь мой отец американцем и моя мать англичанкой, а не наоборот, я, наверное, был бы среди вас. И это был бы не первый случай, когда вы слышите мой голос». Самый большой успех выпал на фразу, обращенную к японцам: «За кого же они нас считают?» Американцам пришлось выслушать и неприятные пассажи: «Если бы мы были вместе после минувшей войны, если бы мы предприняли общие меры безопасности, это новое проклятье не светилось бы на нас». Наступила тишина, но Черчилль имел мужество продолжать: «Пять или шесть лет назад для Соединенных Штатов и Великобритании было бы легко не проливая крови, заставить Германию разоружиться».

Черчилль довольно много говорил об азиатском театре военных действий. «Когда мы сопоставляем ресурсы Соединенных Штатов и Британской империи с ресурсами Японии, когда мы вспоминаем о том, что Китай так долго и доблестно противостоит вторжению, и когда мы вспоминаем также о силе русских, то становится трудно соотнести японские действия с простым благоразумием и даже с обыкновенным здравым смыслом». В конце своей речи премьер-министр коснулся проблем устройства мира после достижения победы. Он предположил, что союз сил, борющихся с державами «оси», будет основой послевоенной стабильности. При этом «британский и американский народы ради своей собственной безопасности и ради блага всех пойдут вместе друг с другом».

В конце этого заполненного событиями дня, ложась спать, Черчилль попытался открыть окно и острая боль пронзила его левую руку. Ничего подобного с ним ранее не было. Стандартный учебник требовал в случае с коронарной недостаточностью шестидневный отдых в кровати, и врач – сэр Чарльз Вилсон должен был это сказать. Но сообщение о сердечном приступе в такое время могло иметь для Черчилля фатальные политические последствия. «Не говорите мне, Чарльз, об отдыхе. Я не могу. Я не буду. Никто не проделает за меня эту работу. Я должен». Лишь спустя двадцать четыре года, после опубликования мемуаров Вилсона стало известно об «ангине», поразившей Черчилля 26 декабря 1941 года. Уже утром 27-го Черчилль обсуждал с генералом Маршаллом перспективы развития событий на Дальнем Востоке.