Домашний театр стал настоящей отдушиной для Царской семьи и их приближенных. Все арестованные были задействованы в создании спектаклей – кто-то, как Николай II и Александра Федоровна, переписывали для актеров роли, другие мастерили декорации, шили костюмы и т. д. Мария Николаевна с огромным удовольствием участвовала в спектаклях. У цесаревны обнаружился настоящий талант актрисы.

В первом спектакле (комедии М. Эннекена «Флюиды Джона») роли исполнили Мария Николаевна, Алексей Николаевич и Пьер Жильяр. Играли они отлично, как заправские актеры. Мария Николаевна поразила всех умением перевоплощаться и замечательной пластичностью.

Цесаревне удавались любые роли, даже мужские. В феврале в постановке чеховского «Юбилея» Мария Николаевна играла роль старика Луки, и делала она это с необыкновенным блеском. В одном из писем знакомому офицеру она писала: «Я несколько раз играла мужские роли. Теперь это очень легко. Так как у меня короткие волосы». 18 февраля 1918 года государь записал в дневнике: «Вечером состоялся спектакль. Сперва шла англ. пьеса – “The Crystal Gazer” – Мария и m. Gibbs, а затем наша – “Медведь”, в кот. играли: Ольга, опять Мария и я. Волнений вначале представления было много, но, кажется, хорошо сошло». В этот день Мария Николаевна играла в двух спектаклях, и это не было исключением. Она принимала участие в большинстве поставленных пьес.

Цесаревна оказалась наделена незаурядными актерскими способностями и получала настоящее удовольствие от участия в спектаклях. Когда перед задником с нарисованной французской улицей загорался красивый фонарь, который искусно сделал мистер Гиббс, то он высвечивал два столика, на которых стояли симпатичные чашечки для кофе. В этот миг казалось, что зрители попадали в Париж, в уличное кафе. На сцену выходила Мария Николаевна, и как же она была хороша, просто очаровательна, с нарисованными усиками, во фраке с тростью.

Однако, несмотря на то что большинство пьес ставили французских и английских, лучшей постановкой домашнего театра, по мнению зрителей и участников, был русский чеховский водевиль «Медведь», в котором Мария Николаевна была неподражаема. Театр все полюбили, но с началом Рождественского поста пьесы ставить перестали. После Рождества театральные постановки стали показывать вновь. Так, 10 марта Государь записал в своем дневнике: «Вечером Мария и Анастасия вторично сыграли вместе с Алексеем пьесу “Packing up”».

Жизнь Царской семьи становилась день ото дня сложнее: питание было скудным, ощущалась нехватка вещей и одежды, ужесточался режим содержания, лояльных к арестованным солдат увольняли, даже так радовавшую детей ледяную горку солдаты разрушили. После Рождественской службы солдатский комитет запретил посещение церкви. Несмотря на все трудности, арестованные и после большевицкой революции жили в обстановке достаточно спокойной и уютной. Младшие дети посещали уроки. Пусть и из скромных продуктов, но царский повар готовил вкусную еду. Домашний театр, прогулки во дворе и садике, чтение вслух книг по вечерам, радость от полученных писем и газет – ежедневное существование, пусть и немного скучное, казалось вполне сносным. Так продолжалось до 12 апреля (30 марта) 1918 года, когда грянула настоящая беда – заболел цесаревич, у него начался сильный приступ гемофилии. К довершению всех несчастий 15 (2) апреля из Москвы прибыл комиссар В.В. Яковлев с приказом увезти Царскую семью из Тобольска. Государь в этот день пишет в дневнике: «Узнали о приезде чрезвычайного уполномоченного Яковлева из Москвы; он поселился в Корниловском доме. Дети вообразили, что он сегодня придет делать обыск, и сожгли все письма, а Мария и Анастасия даже свои дневники».